Ни слова о драконах - стр. 2
– Саш, а дай зеркало?
Испытующе вглядываясь в свое отражение, она провела рукой по спутанным каштановым кудрям, в которых за время болезни появились серебряные нити, и с грустью отвела взгляд.
– Постарела так… Давай-ка, Сашка, открывай все окна, будем выгонять больничный запах!
Сашка, с трудом сдерживая слезы, раздернула пыльные шторы и потянула створку. В комнату ворвался студеный балтийский ветер, опрокинув склянки с лекарствами на колченогой тумбочке.
Следующий прием Антон Павлович назначил через неделю в своей клинике. Накануне вечером мама вывалила на пол содержимое платяного шкафа и, усевшись на кучу тряпок, битый час выбирала «что-то приличное». Когда среди затертых джинсов и черных водолазок блеснул цирковой костюм, Сашкино сердце екнуло. Мама осторожно подняла его, любуясь игрой света в бутафорских бриллиантах. А потом бросилась к кладовке и, пыхтя от натуги, вытащила из-под груды пыльного хлама старую швейную машинку.
Так и началась ее новая цирковая жизнь – в качестве костюмера. Как и во всем, за что она бралась, Сашкина мама не признавала полумер: ночи напролет засиживалась за эскизами и шитьем, вручную пришивала каждую блестку невидимым стежком, чтобы в огнях софитов костюм переливался, как русалочья чешуя.
Цирковые завалили ее заказами, и Сашка с готовностью вызвалась быть курьером: от цирка до школы – рукой подать, минут пятнадцать быстрым шагом. Заходя в округлое, как опрокинутая супница, здание со служебного входа, она с удовольствием вдыхала знакомый с детства волнующий цирковой дух – густую смесь запахов сосновых опилок, конского пота, больших кошек, пыльного бархата и раскаленных софитов.
Сашка любила деловитую суету, которая царит за кулисами в день представления. Униформисты подтаскивали к боковым выходам реквизит. Хихикали, сбившись в стайку, танцовщицы кордебалета с роскошными плюмажами из страусиных перьев. Нервозно порыкивали в клетках тигры. Разминались жонглеры, подбрасывая разноцветные шарики и кольца. Сашка вертела головой во все стороны, и в груди ее росло теплое чувство: она наконец среди своих. Когда она была совсем маленькой, мама часто брала ее на репетиции, и в цирке шутили, что Сашка родилась в тырсе – смеси песка и опилок, которой посыпают манеж.
Каждый раз она останавливалась у денников, где приветливо отфыркивались цирковые лошади с длинными заплетенными в косы гривами. Когда-то – так давно, что казалось, и не с ней это было – она грезила о кубке по конкуру, днями напролет пропадая в клубе «Дерби». Спортивная карьера подающего надежды юниора закончилась бесславно – после падения врачи запретили заниматься конным спортом целый год. А потом случилась мамина болезнь – и совсем не до скачек стало.
Иногда Сашка задерживалась, чтобы посмотреть репетицию номера, который ставила Николь. После маминой травмы она взяла новую напарницу, Светку, но что-то не клеилось, и номер разваливался, как карточный домик. Николь бесилась, гортанно выкрикивая французские ругательства, а Светка отмалчивалась, бросая хмурые взгляды, пока однажды не швырнула в напарницу поношенным тапочком и не ушла – все так же молча. Сашка, которая стала невольной свидетельницей этой сцены, спустилась на арену и обняла подрагивающие, по-птичьи хрупкие плечи Николь.