Ни с тобой, ни без тебя - стр. 25
– Начинаем, – так же мысленно ответил ему шейх.
– Потанцуем? – он протянул Вере руку ладонью вверх.
Она покорно положила руку на его ладонь и ощутила жар.
– Горячо! – Вера поспешно отдернула руку.
– Это мое сердце вспыхнуло от вашей красоты, – медовым голосом прошептал шейх и крепко прижал ее к себе.
4. 4 глава. Сопротивляйся шейху!
– Это мое сердце вспыхнуло от вашей красоты, – медовым голосом прошептал шейх и крепко прижал Веру к себе.
Она задохнулась от жара, которым пылало его тело. Голова ее закружилась, веки налились тяжестью. Густой ватный сонный морок охватил тело. Ноги подкосились, но шейх крепко держал ее в объятьях, слегка приподнимая. Ее туфли едва касались пола, и, если бы не шейх, она бы упала. Он что-то шептал – Вера не понимала. Красное марево застило глаза. Лишь вспыхивал ярко-желтыми сполохами удивительный кулон шейха: крошечный, филигранной работы золотой кувшин на цепочке из белого золота.
Она не могла видеть, как миниатюрная, величиной с палец, огненная ящерица, переливаясь пробегающими по ней язычками пламени, выскользнула из-под одежды шейха и скользнула под ее блузку. Но она почувствовала сладкую негу, которая разлилась по телу…
… Шум голосов и звон посуды стихают. Вера танцует с шейхом посреди красной пустыни. Тихо шелестит песок, подпевая яростному ветру, что выводит древнюю песнь свободы и несется по алым барханам годы, века, тысячелетия.
Полуобнаженная Вера, прикрытая лишь легкими прозрачными одеждами наложницы восточного гарема, застывает в сильных мужских руках. Она пытается двинуться, закричать, оттолкнуть его, но не может. На песке вокруг раскинуты дивные цветные шатры. Миг – и вот она уже лежит в шатре, на шелковых подушках, в окружении огромных блюд, наполненных сочными фруктами.
Шейх отрывает крупную виноградину от сочащейся медом лозы и кладет ей в рот. Брызжет сок, орошая пересохшие губы. Вере противно. Его липкие от сока пальцы проникают в рот. Но выхода нет – он не отпустит. И она, торопливо давясь, глотает медовый сок, лишь бы он убрал пальцы с ее губ. А шейх начинает петь. Она не понимает слов, но точно знает: это песнь свободы, что выводит ветер пустыни. Это песнь силы и радости плоти. И Вере становится еще противнее. Он прикасается к ее груди. Ее захлестывает волна омерзения к вожделению ненавистного ей мужчины. Но еще омерзительнее ощущение того, как наливается желанием, твердея, ее грудь. Вера не понимает, что происходит. Так не бывает! Чтобы отвращение и желание сплелись вместе!
Из руки шейха вдруг появляется крошечная огненная саламандра. Она широко открывает рот – мелькает язык, состоящий из разноцветных язычков пламени.
– Лахб, освободи ее! – выкрикивает шейх.
Саламандр перепрыгивает на Веру и растекается пламенем по ее груди. Одежда вспыхивает и исчезает. Вера обнажена и беззащитна. Она вскрикивает от боли. Где-то внутри, в животе и ниже, медленно зарождается физическое наслаждение. Оно растет вне ее воли. Наперекор бессильной ярости от чужого присутствия даже не в теле – в мыслях. Грудь горит, бедра ноют, кожа пылает, и в этом жаре еще сильнее вспыхивает желание и одновременно чувство гадливости к плотскому зову тела. Она ненавидит саму себя! Шлюха! Мерзавка! Дрянь! Ты можешь вырваться! Сопротивляйся шейху! Но тело отказывается подчиняться разуму. Тело, что долгие годы не знало ласки, отзывается на чувственные прикосновения мужских рук.