Незримые тени - стр. 23
Продолжая кричать, задыхаясь, словно в агонии, он, что было сил пытался устоять на ногах, хотя больше всего ему хотелось разбежаться и прыгнуть вниз в эту бездну, и позволить камням внизу оборвать его жестокие страдания.
Спотыкаясь, ничего не видя в тумане от льющихся слез, захлебываясь от горьких рыданий, он добрался к подножию скалы, где лежала София. Грохот океана заглушал его раскатистый вой, а горло так саднило и горело, будто в него налили расплавленный свинец.
За прибрежным утесом он увидел ее на мокром плоском камне, скорчившуюся, неподвижную. Он рухнул на колени перед ней, трясущимися руками коснулся ее щеки и вдруг… до него дошло, что на ее теле и голове нет крови.
Какое-то время он тупо смотрел на ее чуть розовые щечки, а затем изумленно моргнул, заметив, как на нежной тонкой шейке бьется ровный пульс. Вытаращив глаза, он коснулся ее еще и еще, пока не осознал, что девочка жива.
Да, она была без сознания, но она дышала. Она была жива! Петер рассмеялся, потом захохотал, крича, но теперь от радости.
«Господи! Господи!» – благоговейный восторг накрыл его.
Невероятно! Упасть с такой высоты на камни и остаться живой и невредимой, без единой царапины!
Не веря своему счастью, повторяя то имя дочки, то восхваляя Бога, смотритель все же осторожно осмотрел ребенка, целы ли кости. Но нет, София просто спала или была в обмороке.
Петер подхватил ее на руки, увязая в песке, осыпая отческими поцелуями ее личико, на дрожащих ногах побежал к маяку.
Агата сидела у камина, помешивая сахар в чае, то и дело задевая края фарфоровой чашки. Иногда она бросала быстрый взгляд на часы, недоумевая, куда мог запропаститься ее милый племянник.
Было пятнадцать минут пятого, а он никогда не опаздывал к вечернему чаепитию, как и за все годы ни разу не опоздал ни к обеду, ни к ужину. Любимый им яблочный пирог, который пекли специально для Деметрия, остывал на блюде.
Служанка, за которой послала Агата, ответила, что видела мальчика в последний раз в полдень у ворот. Кажется, он отправлялся на прогулку.
«Что же могло так задержать моего крошку?» – взволнованно думала женщина. «Разве что…».
Она судорожно вздохнула и пальцы ее затряслись. С ее мальчиком могло случиться что-то нехорошее. Она вскочила, расплескав чай. Ждать было выше ее сил. Слугам было велено искать Деметрия до тех пор, пока он не будет найден. Но им не пришлось идти слишком далеко.
Бледный, как сама смерть, ребенок появился в проеме входной двери, обвел присутствующих пустым взглядом, и рухнул, как подкошенный к ногам обомлевшей тетки. Он ничего уже не видел и не слышал, а в этой навалившейся в него темноте было столько покоя, что он позволил поглотить ей себя без остатка.
Следующие три дня мальчика сотрясала жестокая лихорадка.
Его тело становилось то холодным, как лед, то горячим, как раскаленный металл. Тетка его не отходила от постели больного и непрестанно молилась, не находя себе места от тревоги. Она всей душой привязалась к своему племяннику, полюбив его, как родного сына. Иногда, между мольбами к небесам, она посылала проклятия своему жестокому и глупому братцу, не пожелавшего навестить больного мальчика.
Впрочем, как ей сообщили, маленькая сестренка Деметрия сильно простудилась, когда заигралась на берегу океана на холодных камнях. Зная, как Петер обожает дочь, было неудивительно, что он предпочел оставаться рядом с ней.