Незримые Академики - стр. 47
– Да уж, – сказала Гленда, – но тогда пропадет весь интерес. Футбол просто перестанет существовать…
– За нами наблюдают, – произнес Натт. – Прошу прощения, что перебил.
Трев оглянулся. На улице было людно, но все занимались своими делами.
– Никому мы здесь не нужны, Гобби. Мы оторвались.
– Я буквально кожей чувствую, – настаивал Натт.
– Что, через столько слоев? – спросила Гленда.
Он обратил на нее круглые грустные глаза.
– Да, – сказал он и вспомнил, как ее светлость испытывала эту его способность. Тогда казалось, что они просто играли…
Он поднял голову, и за парапет поспешно спряталась чья-то огромная голова. Слабо пахло бананами. Ах вот оно что. Натт ничего не имел против библиотекаря. Он видел иногда, как тот лазает по трубам в подвале.
– Отведи ее домой, – сказал Трев Гленде.
Та вздрогнула.
– Не самая лучшая идея. Старый О’Столлоп спросит, что она видела на игре.
– И?
– И она расскажет. Что и кого она видела…
– А соврать она не может?
– Уж точно не так, как ты, Трев. Джульетта плохо умеет выдумывать. Послушайте, давайте лучше вернемся в университет. Мы все там работаем, и я частенько захожу в свободное время, чтобы наготовить еды про запас. Мы пойдем прямой дорогой, а вы двое – кружной. Мы никогда друг друга не видели, ясно? И, ради всего святого, проследи, чтобы он не наделал глупостей!
– Прошу прощения, мисс Гленда, – робко воззвал Натт.
– Да? Что?
– К кому из нас вы сейчас обращались?
– Я вас подвел, – подытожил Натт, когда они шагали по улицам, запруженным толпой, которая расходилась после матча. По крайней мере, шагал Трев, а Натт передвигался какой-то странной походкой, которая наводила на мысль, что у него поврежден таз.
– Да не, никаких проблем, – отозвался Трев. – И ваще, все на свете поправимо. Уж я-то знаю. Что люди видели? Какого-то пацана в цветах «Колиглазов». Нас таких тысячи. Не дрейфь. Э… а почему ты такой сильный, Гобби? Ты че, всю жизнь гири тягал?
– Вы правы в своем предположении, мистер Трев. До того как родиться, я действительно зачастую таскал тяжести. Но тогда, конечно, я был еще ребенком.
Они некоторое время шли молча, и наконец Трев сказал:
– А ну, повтори. Че-то я в толк не возьму. Ты как скажешь, так прямо в башку не помещается и из уха торчит.
– Видимо, я непонятно выразился. Было время, когда мой разум наполняла тьма. Но брат Овсец показал мне свет, и я родился.
– А, ты уверовал и все такое.
– И вот к чему я пришел. Вы спрашиваете, почему я такой сильный? Живя во мраке кузни, я часто таскал тяжести. Сначала я поднимал клещи, потом молоток поменьше, затем молоток побольше. Наконец я смог поднять наковальню. Это был хороший день. Я ощутил свободу.
– А зачем тебе было поднимать наковальню?
– Я был к ней прикован.
Они снова шли молча, пока Трев не спросил, осторожно подбирая слова:
– Наверное, жизнь там, в горах, типа, бывает нелегкой?
– Зато сейчас все уже не так плохо.
– Да, типа, стараешься думать только о хорошем, и все такое.
– Например, о некоей леди, мистер Трев?
– Да-а, раз уж ты спросил. Я про нее все время думаю. Она мне нравится! Но она, блин, из Долли!
Небольшая компания болельщиков обернулась и посмотрела на них, поэтому Трев понизил голос до шепота:
– У ее братцев кулаки размером с бычий зад!
– Я читал, мистер Трев, что любовь смеется над тюремщиками.