Незнакомцы - стр. 74
– Выйди, – кривясь от боли, крикнул он, с трудом вылезая из ванны. – Там кто-то есть.
Холодный ветер, ворвавшийся через открытое окно, терзал остатки порванной занавески.
Фэй поежилась от холода, потому что на ней была одна пижама.
Эрни тоже била мелкая дрожь, но не только от холода. Когда он упал, больно ударившись бедром, в голове его сразу просветлело и он вдруг задался вопросом: была ли голова в шлеме на самом деле или это ему померещилось?
– На крыше? – удивилась Фэй. – Под окном? Но кто там может быть?
– Не знаю, – ответил Эрни, потирая бедро, и вновь выглянул в окно. На этот раз он никого не заметил.
– Ну хоть как он выглядел?
– Трудно сказать. На нем был мотоциклетный шлем и перчатки, – пожал плечами Эрни, сам понимая, как дико все это звучит.
Он снова выглянул на улицу и посмотрел на крышу под окном. Там никого не было, незнакомец исчез – если он вообще был. Эрни вдруг пронзила мысль о том, как же вокруг темно. Мрак окутал холмы, горы на горизонте, все огромное пространство вокруг мотеля, и только звезды мешали его полному торжеству. Эрни в ужасе отшатнулся и поспешно отвернулся от окна.
– Закрой на задвижку, – сказала Фэй.
Эрни зажмурился, чтобы не видеть темноты, нащупал скобу на раме и дернул ее на себя с такой силой, что едва не вылетело стекло. Трясущимися руками он задвинул шпингалет.
Когда он наконец вылез из ванны, то заметил в глазах Фэй тревогу и удивление. К этому он был, в общем-то, готов. Хуже было другое: по ее пронзительному взгляду он понял, что она все знает, а к этому-то как раз он готов и не был. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец Фэй произнесла:
– Ну, ты созрел, чтобы все мне рассказать?
– Так ведь я уже сказал, что видел на крыше какого-то парня, – неуверенно ответил Эрни, пряча глаза.
– Я не об этом, Эрни, – просверлила его взглядом Фэй. – Я спрашиваю о другом: что гложет тебя? Что с тобой вообще происходит в последнее время? За два-три месяца ты сильно изменился.
Эрни онемел, он не ожидал, что Фэй все подмечает.
– Дорогой, тебя что-то тревожит. Я тебя никогда таким не видела. Более того, ты чем-то напуган.
– Ну, это не совсем так…
– Нет, именно напуган, – повторила Фэй очень спокойно и доброжелательно. – Я только один раз видела тебя напуганным, когда Люси заболела – помнишь, ей было пять, и у нее заподозрили мышечную дистрофию.
– Да, в самом деле, тогда я чертовски струхнул, – признался Эрни.
– Но после этого ты уже ничего не боялся.
– Ну, во Вьетнаме тоже порой было страшновато, – сказал он, и его признание гулко отозвалось эхом от стен и потолка ванной.
– Я этого не замечала, – возразила Фэй. – Когда страшно тебе, Эрни, то страшно становится и мне, так уж я устроена. Мне даже хуже, чем тебе, потому что я не знаю, в чем дело. Понимаешь? Неизвестность хуже любой самой ужасной тайны, которую ты от меня скрываешь.
Она расплакалась.
– Эй, только без слез, – забеспокоился Эрни. – Все будет хорошо, Фэй, я обещаю.
– Расскажи мне правду! – потребовала Фэй.
– Хорошо.
– И сейчас же, все без утайки!
Эрни все еще не мог взять себя в руки, проклиная свою тупость и непрозорливость. Ведь Фэй была его женой, она повсюду следовала за ним, когда он служил в морской пехоте, даже на Аляску. Разве что во Вьетнаме и Бейруте не была. Она стойко переносила все тяготы походной жизни, никогда не жаловалась, держалась молодцом, ни разу не подвела его. Как же он мог об этом забыть!