Нежный плен - стр. 27

Было уже послеполуденное время. Солнце, миновав зенит, медленно, но уверенно склонялось к западу. Легкий ветерок донес до носа мужчины пока ненавязчивый аромат жухлой листвы. Осень только начиналась, но, без сомнения, ночи, с каждым днем будут все холоднее. И эта ночь вряд ли будет исключением. Наконец, Леонардо подошел к Годиве.

Она лежала неподвижная. На лице застыло беспокойное выражение, а вся поза показывала, как холодно девушке. В ней во всей было столько уязвимости и невинности, что Леонардо, глядя на Годиву, невольно увидел её той самой малышкой, которую ему удалось спасти. Не сдержавшись, воин опустился рядом с девушкой и взял её на руки, прижимая к себе.

Она проснулась среди ночи от звука сверчков. Странно, что осенью они все еще пели свою песню. С трудом разлепив веки, Годива устремила взор на небо. Ясное, холодное, иссиня-черное, пронизанное сотнями ярких звезд, оно роскошным шатром раскинулось над головами. Девушка всматривалась в звезды, с восхищением в груди впитывая в себя их красоту. Чем дольше смотрела – тем больше видела их. Вот пояс Ориона, а там – Большая Медведица.

– Как красиво, – не сдержавшись, прошептала Годива.

Теперь, когда странно возникшая болезнь отступила от нее, а тело, освобожденное от жара, начало приходить в себя, жизнь забилась птицей в душе Годивы. Захотелось жить. Любоваться каждым мгновением. Будто раньше и не видела, как прекрасен этот мир, словно только что познакомилась с ним.

– Красиво, – глядя на одухотворенное лицо пленницы, задумчиво произнес Леонардо. В груди ощутил некое облегчение, причина была проста – девушка выглядела лучше. Не то, чтобы мужчина считал себя мягкосердечным, однако мысль о том, что Годива – та самая маленькая девочка из прошлого, могла снова умереть – не давала ему покоя. К счастью, болезнь оказалась слабее белокурой саксонки. Конечно, Годива все еще не была полностью здорова, но сам факт, что тело её не горит от жара, а взгляд – вновь стал разумным, не затуманенным от недуга, стало самой радостной новостью за этот долгий день.

Услышав мужской голос, Годива медленно перевела взор на лицо воина. Смотрела на него – как смотрят на человека, которого знают всю жизнь – доверчиво, спокойно, не боясь. Не смотрят пленницы так на своего господина.

– Я так долго спала, – губы Годивы дрогнули в извиняющейся улыбке. – И ты все это время был здесь?

– Может быть, – уклончиво ответил Леонардо. Не знал, почему не ответил, как есть – да, я просидел рядом с тобой все эти часы, нянчась, как с ребенком. Не стал, не хотел, чтобы Годива додумывала и создавала в своей голове ложное о нем представление. Не герой он, не великодушный, не добрый. Далеко не добрый.

– Спасибо тебе, – Годива шумно вздохнула, – могу ли я попить?

Леонардо, молча, поднес к ее губам горлышко кувшина. Девушка сделала несколько глотков, потом, утомившись, снова легла – в объятия мужчины. Сейчас, почему – то его близость уже не смущала, а казалась естественной, очень нужной. Годива удивилась своим ощущениям, но бороться с ними не стала.

Потрескивающий костер и музыка сверчков создавали особую, располагающую к интимной беседе, атмосферу. Воины, хоть и никуда не делись, казались всего лишь безмолвными, глухими силуэтами, скользящими где-то за пределами их маленького мира. Поэтому, Годива, повернувшись с бока на спину так, чтобы хорошенько видеть лицо Леонардо, обратилась к нему с вопросом, который все это время не давал ей покоя: