Нежное создание. Книга первая - стр. 13
У стены примостился стул с перекладинами на ножках, с высокой прямой спинкой и удобными подлокотниками. Низкое сиденье и спинка обиты гобеленовой тканью. Ровные ряды медных гвоздиков блестят отполированными круглыми шляпками. Похожий стул, без подлокотников, стоит у кровати.
Ника точно видела где-то подобное.
«Где?» — мучилась вопросом.
Она осмотрела комнату ещё раз. В глаза бросилась широкая резная рама небольшой картины, висевшей между окном и кроватью.
Ника узнала пейзаж с ветряной мельницей у ручья* Якоба ван Рёйсдала, нидерландского живописца и гравёра семнадцатого века, творчество которого ей хорошо известно.
Она подошла к стене вплотную, дотянулась до холста, сохранившего свежесть и яркость красок. Кончиками пальцев прошлась по его шероховатой поверхности.
«Отличная копия, причём не так давно исполненная», — восхитилась талантом неизвестного художника.
Соблюдены и манера письма маленькими мазками, кстати, кисточкой из двух волосков, и цветовая гамма, и низкий горизонт, и небо, и облака, занявшие половину полотна. Сейчас картина находится в коллекции королевы Елизаветы Второй, выставлена в Королевской галерее Букингемского дворца. Её приобрёл король Георг Четвёртый в 1810 году.
В задумчивости Ника вновь осмотрела комнату. Что-то назойливо вертелось в памяти — то выступало на передний план, то удалялось, словно дразнясь.
Перед глазами проплыла непрерывная череда расплывчатых образов. Казалось, девушка смотрела в мутное зеркало, не имея возможности усилить резкость изображения. У неё было такое, когда она лечила глаза.
Взгляд остановился на бокале из зелёного стекла и Ника вспомнила. Всё это она видела на картинах малых голландцев*! И рёмер* оттуда же, и посуда, и мебель в стиле барокко, и пол, выложенный двухцветными квадратами, и одежда на женщинах, и вид за окном...
Неужели её забросило в Нидерланды?
«В семнадцатый век?!» — содрогнулась Ника от коварной догадки.
Дышалось с трудом, в висках запульсировала кровь. Вдобавок ногу свела судорога.
— Ещё и это, — застонала девушка, растирая мышцу в месте внезапной боли.
Сгибала и разгибала сведённую судорогой ногу. Охала, стонала.
Шаги за дверью услышала не сразу.
Размеренные и тяжёлые, они звучали неприятным эхом, отдаваясь в груди громкими, болезненными ударами сердца.
«Якоб!» — в приступе паники заметались мысли.
Дыхание вдруг стало тихим, неслышным. Так дышат спрятавшиеся дети, когда боятся выдать своё присутствие.
Ника понимала, что не может бояться того, кого не знает и уж точно никогда не видела. Боялась не она, боялась Руз.
Не чувствуя боли в ноге, она не сводила с двери тревожных, насторожённых глаз. Не в силах стянуть у горла отороченный мехом воротник халата, мелко задрожали ослабевшие пальцы.
Якоб вошёл не спеша. Закрыв за собой дверь, остановился и посмотрел на сестру:
— Рад, что ты во здравии, Руз.
Окинув её стать, прошёл к стулу, сел. Стул скрипнул под тяжестью его тела.
Ника украдкой рассматривала молодого мужчину.
Лет тридцати, чисто выбритый, статный. Русые волосы забраны в короткий небрежный хвост. На лбу завиток выбившейся пряди. Голубые глаза смотрят пристально, выжидательно.
Надменное и властное выражение не портило его красивое лицо с правильными чертами. В нём чувствовались внутренняя сила и неуступчивость. Он походил на мать, что объединяло их и безошибочно указывало на кровное родство.