Незачет для бывшего - стр. 20
Сессию завалила, Горыныч, путающийся постоянно под ногами, и вишенка на торте – привод!
Мама точно будет в шоке, а я так хотела ей доказать, что заслужила доверия и совсем не зря она отпустила меня подальше от дома на учебу.
Я из года в год старалась, грызла гранит науки, всегда и везде почти была первой. А сейчас? Сглазили? Черная полоса?
От досады хотелось кусать локти и орать благим матом, только и это вряд ли бы проняло служивых.
УАЗик трясся на каждой кочке, мы с Лариской дружно подрыгивали на сидении, ударяясь макушками о верх авто. А густая ночь за окном была отражением мрака, что творился в моей душе.
Больно, горько, но деваться некуда.
– Саныч, а может, все-таки… – робко произнес один из них, – пожалеем?
– С ума сошел? Такой куш!
– Да ладно тебе. Молодые, ну пошли по наклонной, с кем не бывает!
– Ты саботаж не устраивай, – пожурил того главный, видимо. – У меня дома три голодных рта, ипотека и недовольная жена. Мне премия позарез нужна!
– Жалко их, – покачал головой наш внезапный заступник.
Мы с Лариской напряглись, в душе болея за защитника, хоть и слабо уже верили в чудеса.
– Жалко… – вздохнул тот… – Мне, может, тоже. У самого соплячка такая растет, – пузатый дядька обернулся на нас. – Ну вот, – раздраженно бросил он через мгновение. – Зачем смуту внес? Молчал бы лучше, умник.
Мы приуныли еще сильнее, походя теперь на бездомных хотят, которых выбросили в мороз на улицу в картонной коробке. Это конечная и нам крышка!
– Носы не вешайте, – желая, наверное, нас приободрить у отдела выдал он. – Не посадят, но протокольчик составят. Совершеннолетние хоть?
– Да, – в унисон пробурчали с Ларкой и поплелись следом.
Шлепая ногами по декабрьской грязи, мы, опустив головы, вошли в теплое помещение. В нос ударил тут же неприятный запах: кофе, перегар, солярка и черт знает что еще. Но от этого амбре голова стала чугунной словно, ком подступил к горлу и стало невыносимо дурно.
– Не нравится? Вот. А сидела бы дома…
– Мы и сидели вообще-то, – фыркнула я.
– Заметно. Пустырь – это теперь дом? – устроившись в кабинете на стареньких стульях, у одного из которых не было спинки, начали мы свой рассказ.
– Не наш, – шмыгая носом, добавила Лариска. – Мы там кое-что жгли.
– Что? – дознаватель, кажется, был чрезвычайно удивлен.
А я покосилась на подружку, подумав, как бы нам с ней не наговорить еще на какую-нибудь статью.
– Вещи чужие, – скрестив руки на груди, выдала она деловито.
– Еще лучше. Чужие? Украденные, точнее?
– Чего это они украденные? Подаренные! – поправила Лара мужчину в погонах.
– Кем и кому?
– Ей, – ткнула она пальцем в меня.
– Лопухова Валерия, – начал он, а у меня поджилки затряслись. Я дышать стала тише, кажется, лишь бы внимание к себе не привлекать.
– Вещички откуда?
– Из-под кровати, – разматывая шарф, исподлобья посмотрела я на него.
Ну, раз влипли и сам спросил, то пусть слушает. И я начала во всех подробностях, пропустив правда первые семнадцать лет жизни, а вот с момента знакомства с Горынычем, думаю, не забыла ни одну деталь.
Капитан сначала слушал с интересом, даже что-то записывал и чем больше я погружалась в подробности, тем его взгляд становился тоскливее. Наверное, будь вместо него женщина, она бы уже пустила слезу. По крайней мере, Лариска захлебывалась им, вытирая периодически мокрые щеки концом моего шарфа.