Нейлоновые хомуты - стр. 8
– Спасибо тебе, Алекс, всё было отлично! Но ты же знаешь: я не болтун, как ты! Рассказывать ничего не буду. Так спать охота, просто вырубает, давай поспим! – ответил Мир, удобнее откидываясь на спинке.
– Ещё друг называется! Я для него, а он… Ну хоть ждать-то тебя пообещала?
– Да, пообещала… – ответил Мир, закрывая глаза и желая лишь одного – чтобы друг отстал с вопросами. Пытаясь уснуть, он вспоминал то Надежду, то плачущую бабушку. Автобус, тронувшись с места, прокатился по знакомым улицам города и выехал на трассу. Усталость наконец-то взяла своё, и Мир забылся в глубоком сне.
Эта грёбаная война
Война – это ад на земле. Ад, созданный самим человеком в вечном его стремлении «Вдоминирования, авторитаризма, гегемонии и прочей мерзкой сути отдельной кучки сильных мира сего. А простой человек, солдат лишь заложник ситуации. Где война для него становится кровавой лотереей, лотереей ценою в жизнь. Взрывы, разрывы, подрывы и их осколки, огонь, разрушения, свист пуль, пронизывающих пространство, – всё это пытается тебя убить, покалечить, если ты на войне…» – записал Алекс в своей маленькой записной книжке и, прочитав вслух Миру, продолжил:
– Мысль моя не закончена, как будто чего-то ещё не хватает. Как считаешь, друг?
– Наверное… Философ у нас ты, тебе виднее. Вот когда допишешь мысль свою, вновь мне и прочитаешь! – ответил Мир, напомнив другу, что когда-то тот поступал в институт на философский факультет. И даже отучился там один курс. Потом, правда, бросил, чем был очень недоволен его отец и частенько ему об этом напоминал.
– Ну, давай, Мир, подключайся! Что сам-то думаешь, мысли свои скажи? О войне скажи что-нибудь.
– Война – это плохо, это больно! – уколовшись иголкой, ответил Мир.
– Это я уже слышал! Ещё будут описания войны? Мир, отчего так жидко-то? Сколько мы уже здесь? Скоро полгода будет, а ты – «плохо, больно»… Где скабрёзная, юродивая, абсурдная действительность?
– Нет, меня уволь! Сам, всё сам! Видимо, прав был твой отец, ругая тебя за то, что бросил институт. Вон сколько мыслей в тебе сидит! Сколько их появилось, родилось, как только пули над головой начали свистеть да мины прилетать!
– И не говори! Война эта шороху мыслям даёт… Вот вернусь, когда всё закончится, пойду заново учиться! Знал бы ты, Мир, сколько там красоток было на факультете: и тёмненьких, и светленьких, и рыженьких! Ох, какая огненная шатенка была там одна! Чего я только ни делал, всё равно меня отшила! Эх, золотые были времена! – вспомнил Алекс. Здесь, на войне, в нём проснулся мыслитель, и он завёл дневник – записную книжку, которой доверял свои размышления, наблюдения и даже фантазии.
– Вот именно: учиться, учиться и ещё раз учиться, как кто-то там когда-то завещал… – пробубнил Мир, продолжив мысли Алекса. Он сидел в одних трусах на пустых ящиках из-под боеприпасов и уже заканчивал латание прохудившейся формы. Их подразделение располагалось в укрытии изрядно потрёпанного артиллерией завода на окраине разрушенного войной города. Кроме Мира и Алекса, в одном из многочисленных его цехов находилось ещё с десяток боевых товарищей. Обустроив мало-мальский быт, каждый солдат занимался чем-то своим: Алекс размышлял, Мир чинил одежду, один из товарищей брился; другой, натаскав воды и найдя подходящую тару, затеял стирку и здесь же развешивал бельё; другой чистил и приводил в порядок личное оружие, а кто-то готовил еду. Остальные несли дежурство на подступах к городу, где была вероятность прорыва врага.