Невразумительные годы - стр. 17

– Вот это да! Семьдесят пельменей! – и ураган восторгов разбушевался с новой силой.

«Что же такое человек? Как легко он впускает в свою голову самый дичайший вздор! – подумал я и пошёл в летнюю кухню съесть не семьдесят пельменей, а всего лишь кусок хлеба со свежим огурцом.

Ночевали мы тоже в летней кухне. Скреблись под полом мыши, прошуршал по крыше короткий дождь. Потом захлопали дверцы машины, донёсся стук в окно соседей. Загорелся свет, послышались голоса – мужской и женский, но разобрать о чём они говорили было невозможно.

Вдруг голоса стали громче, яснее, говорящие вошли в летнюю кухню Черемшановых:

– Тёть! Нам надо с ним поговорить по важному делу, – голос несомненно принадлежал Лёвчику.

– Не о чём вам с ним говорить! Что вам было положено, он вам вчера заплатил.

– Тёть, ну позови его!

– Не позову. Он сказал, что не хочет вас видеть.

– А мы тогда про него расскажем, – я догадался, что это сказал Серёжка Коробкин.

– Тёть, ты ему скажи: если он не выйдет, Серёжка завтра приедет и при этой дуре Вике расскажет, как Славка её лупил, и как Паша это «увидел».

– Ну ладно, скажу ему. Только вы не наглейте! Знайте меру.

– Сволочь! Сам по три-четыре косаря6 в день зашибает, а нам по пятихатке7 в месяц, – сказал Лёвчик, когда Надежда Васильевна ушла.

– Ну, что вам надо? – послышался через минуту голос Павла Ивановича.

– Невежливо ты с нами разговариваешь, Паша, – сказал Лёвчик.

– А что с вами церемонится? Вы мне, по большому счёту уже не нужны. Ко мне люди и без вас идут.

– А если мы расскажем, откуда твоё ясновидение, тогда пойдут?

– Пойдут.

– А мы тебе скандал устроим, когда народу побольше будет! Тебе это надо?

– Хорошо! Сколько вы хотите?

– По косарю.

– А не жирно? Семьсот – и ни копейкой больше. Не согласны – гуляйте! Я вас не боюсь. Вам никто не поверит.

– Чёрт с тобой! Пятьсот ты нам вчера дал, давай оставшиеся двести.

– Сейчас Надежда вынесет. Посмотрим, что вы мне в сентябре на хвосте принесёте. Если дрянь какую – вычту. И запомните, вымогательство у вас не пройдёт!

Утро было почти осенним: дождь, мрак. Сосед только погнал коров в стадо. Встретил Чебачиху: семенит согбенная, вся промокла, вода бежит по щекам, капает даже с носа.

– Доброе утро, Таисия Пантелеевна, вы откуда в такую рань?

– А!? – она вздрогнула и подняла голову.

Тут я увидел, что по лицу не дождь течёт, а слёзы.

– Случилось что?

– Удар у отца! Инсульт. Ночью случилось. Встал по нужде и упал…. И-и-ии! Как мы без него будем?

– Не плачьте, может снова обойдётся.

– Да нет. Лежит, речь отнялась, только бормочет что-то: ничего не разобрать. Всё для нас, для нас… И-и-и-иии… Папочка-а-аа….

На миг стало завидно: будут ли мои дочери плакать по мне так же, когда я умру? – Вряд ли. Мир катится к тому, что смерть не таинство, а помеха в череде получения удовольствий. Надо ведь закопать усопшего, памятник купить, оградку – лишние траты. Впрочем, может я неправ, и человек не так плох, как я думаю.

В тот день мне надо было ехать в Озёрск на предметно-методические совещания учителей. Со мной, физиком, отправились англичанка Алла Кирилловна, математичка Лидия Григорьевна, химичка Светлана Николаевна и директор Василий Трофимович – историк. Он и повёз нас на своей «Волге».

После совещания в коридоре районо я нос к носу столкнулся с Ольгой Олеговной. Она показалась мне ещё краше, чем в день нашей первой встречи. Тусклый свет дождливого дня придавали её прекрасным глазам за пушистыми ресницами такую теплоту и мягкость, что невозможно было отвести взгляд.