Невозможный босс - стр. 12
– Достаточно! – резко обрывает меня Борзов. – Вижу, что слушала. Но лицо было отсутствующим. Ну и что ты на это скажешь?
– На что? На ваши сомнения относительно собственной вменяемости? Ну, я никогда с этой точки…
– Молчать! Нет, ну что ты за человек! Ведь нельзя же с тобой по-хорошему. Драть тебя, как сидорову козу надо. Ты хоть понимаешь, как близко подобралась к краю, обрыву, за которым безвозвратное увольнение?
– Да.
– Что да?
– Понимаю, – тихо говорю я.
– Понимает она, да что ты там понимать-то можешь своей головой куриной?
Он подходит ко мне ближе.
– Вот, – протягиваю я свой лист бумаги, – это заявление.
– Заявление? – переспрашивает он. – И что ты там заявляешь? Твоё хоть заявление?
Я молча киваю. Он пробегает его глазами и лицо его омрачается, будто на него набегает чёрная туча.
– Это ты написала?
Я не отвечаю и смотрю ему прямо в глаза. Разумеется, это я написала. А кто ещё? Не Пушкин же, в самом деле. Ведь это моё заявление и именно я ночь не спала и всё взвешивала, и перевешивала. Это я думала, как теперь мне жить дальше и смотреть в глаза людям и сестре своей, оказавшейся на моём иждевении.
Это я голову ломала, где буду деньги брать, и куда подамся если уйду с этой работы. А главное, я думала, что это единственное приемлемое решение. Отказать, как выяснилось я не способна, не вообще, а вот конкретному данному человеческому существу, набору определённых физических параметров, называемому Борзов Р. Л. Отказать не способна, а становиться очередной «полевой женой» не желаю. Уж сколько их было, если верить молве.
– То есть… То есть, – подбирает слова генеральный, – ты шантажировать что ли меня вздумала? Да ты совсем уже берегов не видишь? Хочешь уволиться?! Иди! Кто тебя держит! Лети!
Говоря это он, складывает лист пополам и разрывает его, потом снова складывает и снова разрывает. Он делает это снова и снова, пока не добивается, чтобы клочки стали очень и очень мелкими. Затем он подбрасывает их красивым театральным жестом, и я наблюдаю, как моё заявление, превращённое в конфетти искрящимся снежным облачком опускается на пол директорского кабинета.
Некоторые из этих снежинок ложатся на плечи и на волосы Борзова, делая его по-новогоднему нарядным. Красота.
– Значит так, – сурово говорит он. – Возьмись за ум, Любавина. Мне нужен помощник, а не размазня! Ты в курсе, да? Иди и займись делом! Работай так, как ещё никогда в жизни не работала. Потому что если ты не будешь работать с полной отдачей…
– Вы меня уволите, – заканчиваю я фразу за него. – То есть сделаете то, о чём я вас прошу?
Я вижу, как ходят желваки, как сверкают глаза и из зелёных делаются чёрными, как сжимаются губы и… не хватил бы его удар от такого перенапряжения…
– Радимир Львович, – говорю я как можно более ласково, – ну вы сами посудите, после того, что между нами…
Он не даёт мне договорить, хватает за плечи и притягивает к себе. И вот его горячая рука уже на моей пояснице, а моя грудь прижата к его груди. Нет! Больше такой номер со мной не пройдёт! Не выйдет! Серьёзно? Куда там… Ещё как пройдёт и выйдет. Ноги дрожат и становятся мягкими, чужими и непослушными.
В голове звучат сладкие страстные мелодии и стонущие звуки соблазняющих песен. Сердце рвётся из груди и напряжение, сковывающее всё тело, отзывается дрожью и сладкой тоской внизу живота. Я становлюсь счастливой и расслабленно-беспомощной.