НеВозможно - стр. 31
Саша каталась и с детьми, и одна. Ксавье был непревзойденный лыжник, Татьяна каталась не хуже, но уступала ему в бесстрашии. Они завели кучу приятелей и каждый вечер куда-нибудь уходили. Саша по большей части ужинала одна в номере. Ее это ничуть не огорчало. У нее были с собой книги, а бурная ночная жизнь ее не привлекала. В Париж она вернулась отдохнувшая, умиротворенная и счастливая. Татьяна пробыла еще несколько дней, она спешила в Нью-Йорк, где собиралась искать работу, а Ксавье побыл на пару дней дольше, после чего укатил в Лондон. Еще до его отъезда прибыли слайды Лайама Эллисона, и, к удивлению Саши, они оказались весьма интересными. Они произвели на Сашу сильное впечатление, но, прежде чем принять решение и взяться представлять интересы Лайама, нужно было взглянуть на сами картины.
– Постараюсь приехать на той неделе, в крайнем случае – через неделю, – пообещала Саша сыну. Но поездка состоялась лишь в конце января. В Лондоне ей предстояло повидаться с тремя художниками, чьи картины она выставляла, и познакомиться с Лайамом Эллисоном. С некоторой тревогой Саша запланировала эту встречу на последний вечер перед отлетом в Париж. После всего, что она знала о нем от сына, представлять его интересы ей отнюдь не хотелось, но не оценить его талант было невозможно. Саша понимала, что познакомиться придется. И нисколько не пожалела об этом, когда оказалась у него в студии.
В студию Лайам повел ее сам. Он был взволнован и напряженно улыбался. С Сашей приехал Ксавье и теперь ободряюще похлопывал приятеля по плечу. Он знал, что друг очень волнуется. Саша держалась подчеркнуто сухо и деловито, почти сурово. Она была вся в черном – брюки, свитер, сапоги, и, как всегда, ее цвета воронова крыла волосы были собраны в пучок. Пожимая ей руку, Лайам сам подивился тому, какой ужас ему внушает эта миниатюрная женщина. Почему-то ему казалось, что оценка его работ из ее уст, какой бы она ни была, определит всю его дальнейшую жизнь. Если она их забракует или сочтет не соответствующей уровню ее галереи, это станет для него физическим ударом. Лайам смотрел, как она ходит по студии, и чувствовал себя беспомощным и беззащитным. Саша вежливо поблагодарила его за приглашение. Ему было невдомек, что за ее внешней строгостью скрывается на самом деле большое смущение. Ее интересовала не столько личность художника, сколько его произведения. Но она не могла не признать, что и сам Лайам производит сильное впечатление. Она много слышала о нем от Ксавье и знала, какой он взбалмошный и неуправляемый человек. Единственным сдерживающим фактором для него служили жена и дети. В глубине души Саша надеялась, что, будучи отцом семейства, Лайам не может быть таким уж безответственным типом. Ксавье никогда не говорил, что тот гуляет направо и налево. По его словам, Лайам был человек неуправляемый и большой хулиган, никакие правила для него не существуют. Любая попытка указать ему, как себя вести, встречает сопротивление и воспринимается как желание его притеснить. Если верить Ксавье, Лайам был убежден, что художник не может подчиняться общепринятым правилам и нормам и волен делать все, что заблагорассудится. Ей был знаком такой подход, но с подобными личностями бывает тяжело иметь дело. Они работают, только когда им этого хочется, а когда нет – резвятся вволю и в результате никогда не выдерживают оговоренных сроков. Такие мужчины ждут, чтобы с ними нянчились, как с малыми детьми. Судя по всему, его жена делала это охотно. Саша же не имела никакого желания становиться чьей-то нянькой, даже такого обаятельного красавца. Если он серьезно относится к работе, к своему таланту, то пусть и ведет себя как взрослый человек. Пока же, насколько можно было судить по рассказам Ксавье, Лайам еще не повзрослел. Но в конечном итоге определять их отношения будут его работы.