неВойна - стр. 8

Когда-то давно он спросил отца:

– Пап, а когда я вырасту, я буду пахнуть как ты?

Тот рассмеялся:

– Конечно, будешь. Ты же мой сын.

Вечером мать отгладила рубашку и повесила ее рядом со школьной формой на спинку стула. Отец сунул в портфель новый дневник, что-то сказал про то, что пятерки в нем легче носить, чем двойки, погладил сына по голове и выключил свет. Когда Сережа заснул, отец вытащил из-за шкафа раскладушку и отнес ее на кухню.

* * *

Будильник зазвонил в семь. Родители уже встали. Завтракали быстро. Перед выходом мама аккуратно причесала Сережу, поцеловала его в лоб. Засмеявшись, стерла следы помады.

Она была в отличном настроении, что-то щебетала, а отец кивал. Была суббота, и никто из родителей не спешил на работу. Сережа радостно размахивал портфелем со сменкой и старался не уколоться о розы, которые он нес в другой руке. Из букета капала вода, скатываясь в дорожной пыли в аккуратные шарики. Пара капель упала на его новые туфли. Их покупали еще весной. Тогда они были ему велики, но мама пообещала, что осенью они будут впору. И прибавила: «Чтобы перед школой по магазинам не бегать». Сережа терпеть не мог «бегать по магазинам», особенно, когда там приходилось что-то мерить. Для него это было настоящим мучением – переодеваться в тесных и душных кабинках, поворачиваться туда-сюда, расшнуровывать и зашнуровывать ботинки, расстегивать и застегивать рубашки! Папа, кажется, тоже не любил походов по магазинам, но никогда не отказывал маме, когда та звала его с собой «покупать обновку». Только в последнее время она стала ходить по магазинам одна, иногда пропадая на целый день. Одевалась она красиво и вещи выбирать умела. Сережа пару раз подпрыгнул на ходу – туфли сидели отлично.

Во дворе школы стоял гомон ребячьих голосов. Учителя собирали детей на торжественную линейку. Сережу обступили сверстники – такие же повзрослевшие, как он сам. Родители остались у ворот.

Класс построили в две шеренги. «Как солдат на плацу», – вспомнил Сергей воинскую часть. Солнце палило, теплая форма быстро нагрелась. Хотелось ее снять, под новой рубашкой чесалось. Сережа искал глазами родителей, но не мог углядеть их в пестрой толпе взрослых.

Лишь когда школьники притихли и вперед вышла директриса, чтобы поздравить всех с началом учебного года, он вдруг увидел их. Мама быстро шла по улице, придерживая рукой сумочку, отец пытался ее остановить. Кажется, они ругались. Отец махал руками, а мама, не оборачиваясь, что-то коротко отвечала. Сережа уже не слушал, что говорила директриса. Ему хотелось побежать за родителями, обнять их, успокоить, как они успокаивали его прошлой осенью, когда в первый день нового учебного года его отмутузил Борька, решивший занять его место за партой. Плакал он тогда больше не от боли, а от обиды, ведь его унижение видел весь класс. Ему было стыдно своих слез, и от этого они лились еще пуще. Мама собиралась на другой день поговорить с учительницей, но Сережа уговорил ее не ходить в школу. А вечером попросил отца записать его в секцию бокса. Но оказалось, что туда берут только с двенадцати лет. Не вписывалась в тесную квартиру и боксерская груша, поэтому Сережа тренировал удар перед зеркалом, подбрасывая в воздух газетный лист и стараясь пробить его с первого удара кулаком, как показал ему дворовый приятель, который хвастал, что знает приемы карате. С Борькой отношения потом наладились, хотя подраться им пришлось еще не раз. Но Сергей со временем научился не давать волю эмоциям, и драться с ним стало неинтересно.