неВойна - стр. 24

– Совершенный боец! – восхищенно прошептал Сергей.

Когда блондин, закончив боксировать, проходил мимо Шутова, тот окликнул его.

– Сергей, – он протянул руку.

– Антон, – блондин ответил крепким рукопожатием.

Шутов поймал себя на том, что пытается вспомнить, где он видел это лицо, и тут его осенило:

– Слушай, ты же вылитый Дольф Лундгрен из «Универсального солдата»8.

– Знаю, – улыбнулся Антон. – Ты не первый, кто это заметил. Сегодня приехал? Я тебя раньше не видел.

– Да, сегодня утром.

– Что закончил?

– Орджоникидзе, во Владикавказе. А ты?

– Здóрово. А я Верховного Совета9.

– Ничего себе!

– Привет, я Сабит, – протянул руку напарник Антона по спаррингу. Это был невысокий кряжистый азербайджанец. На вид ему было под тридцать.

– Сергей.

Они пожали руки.

– Слушай, ты назначение уже получил?

– Да, в РМО.

Антон и Сабит переглянулись.

– Поздно ты приехал, хорошие должности уже раздали, – покачал головой Антон. – Свиная рота не подарок.

– Свиная? – переспросил Шутов.

– У нас ее так называют. Водители, повара, рабочие свинарника – этих больше всего, – пояснил Сабит. – Не очень-то военный народ. С ними тут никто не может справиться. Взводных-то нет, одни ВРИО10. Там одни деды, вконец оборзевшие. На офицеров им плевать. В общем, завтра сам увидишь. Трудно тебе будет. Но если с ними справишься, сможешь справиться с кем угодно.

– Если нужна помощь, приходи, – добавил Антон. – Мы живем вместе, второй этаж, комната 22. Богданов моя фамилия.

– А мы с женой – на первом, в восьмой. Шутовы. Всегда будем рады.

Антон с Сабитом ушли. Сергей еще долго тягал штангу в жиме лежа, потом пошел отрабатывать удары по мешку, вспоминая, с какой легкостью и виртуозностью наносил удары Антон. Надо будет напроситься к нему в спарринг, решил Сергей.

* * *

Незадолго до подъема лейтенант Шутов поднялся в роту.

В казарме царил бардак. Одежда лежала на табуретах бесформенными кучами, нечищенные сапоги источали сложный букет запахов прелых ног, навоза и помоев, а куски отвалившейся с подошв и засохшей грязи он заметил еще на лестнице. На спинках кроватей проветривались неопределенного цвета портянки, добавляя и без того тяжелой атмосфере свою ноту аромата. На тумбочках валялись сигареты, засаленные карты, какие-то промасленные газеты. Под ногой Сергея хрустнул раздавленный сухарь.

Он вернулся ко входу. Пост дневального был пуст. На тумбочке стоял грязный стакан, рядом – мятая жестянка с окурками. Шутов распахнул дверцу тумбочки. Так и есть: тут покоилась заросшая чайным налетом трехлитровая банка со свежими остатками заварки, рядом лежал эрзац-кипятильник из бритвенных лезвий с мотком провода.

Однажды в училище такая же находка в автороте стала причиной громкого – в прямом и в переносном смысле – скандала. Собственно, дело было не в самой банке – все знали, что солдаты-срочники гоняют чаи, – а в фатальном стечении обстоятельств. После завтрака молодой комвзвода обходил помещение и, обнаружив в тумбочке дневального запрещенный предмет в виде наполненной свежезаваренным горячим чаем трехлитровой банки, в порыве праведного гнева вышвырнул его в открытое окно. Однако за смачным шлепком и звоном стекла последовала порция отборного мата. Оказалось, что трехлитровка чуть не угодила в проходившего по территории части зампотылу. Будь выпущенный им заряд ругани прицельным, вряд ли от виновника осталось бы что-то большее, чем мокрое место под окнами казармы. Но окна были пусты, и раскаты трехэтажного мата, многократно отразившись от стен двухэтажного здания, постепенно умолкли. Лейтенант проставился, инцидент был исчерпан. Говорят, что после того случая горячности в молодом командире поубавилось, хотя чаев в роте гонять меньше не стали.