Невинная девочка авторитета - стр. 19
Еще неделя-другая в таком режиме, и я точно куплю себе колготки в сетку и проституцкое платье, как у Анжелики.
— Доброе утро, — говорит Платон, заметив, что я проснулась.
— Привет…
Двоякие чувства борются во мне, когда вижу его. Он меня привлекает и волнует. Но в мире Платона властвует тьма. Мне страшно, что я поддамся его влиянию и потеряю себя в его темном мире, стану лишь тенью той девушки, какой всегда была.
Но меня притягивает к Платону так, что не могу отвести взгляда. Я знаю, что это все неправильно и опасно, но мои сердце и разум борются друг с другом, вызывая в душе лютый шторм.
Я смотрю в холодные глаза, но вижу в них огонь страсти и власть, перед которой инстинктивно склоняешь голову. Платон — опасный человек. Он мне совсем не пара, но именно эта опасность и привлекает меня.
Я вижу, что в руке Платона мой смартфон.
— Мне кто-то звонил, и ты ответил? — растерянно спрашиваю.
— Валя.
— Ах, не надо было этого делать.
— Да она всю утро долбила. Трубка заебала гудеть. Не хотел, чтобы тебя разбудила.
— А проснулась я от твоего голоса…
Отбросив одеяло, встаю с дивана.
Проклятье. Теперь Валя по-любому прилипнет с вопросами.
Но мое смятение Платона мало заботит. Он снова разворачивается к кухонным тумбам, перекладывает на тарелку еду из контейнеров с логотипом ресторана.
Пользуясь тем, что мужчина отвлекся, юркаю в ванную. Снимаю его шорты и надеваю свои высохшие трусы. Умываюсь ледяной водой и щипаю себя за щеки, воскрешая здоровый румянец. Заимствую зубную пасту и чищу зубы пальцем.
А когда выхожу из ванной, в камере витает аппетитный аромат кофе. Платон уже сидит за столом с кружкой.
— Какой кофе будешь? — спрашивает.
Какой гостеприимный.
— Сама налью, — бурчу.
Оказывается, Платон пьет не растворимый кофе — на тумбе стоит кофемашина. Я теряюсь, не зная даже, как ее включить, не то что сварить напиток. Сообразила только подставить кружку.
Несмело тянусь какой-то кнопке и вдруг ощущаю спиной жар мужского тела — Платон тянется через меня и включает машину.
— С молоком? — спрашивает.
— Да… пожалуйста.
Машина гудит и тонкой струйкой цедит в кружку ароматный кофе.
Платон обнимает меня со спины, медленно гладит ладонями от талии к бедрам, разжигая во мне жар, который сжигает дотла всю мою рассудительность и здравый смысл.
— Останешься сегодня? — крепче притягивает к себе.
— Мне в общежитие нужно. В понедельник на пары.
— А если не отпущу?
Целует шею, оставляя на коже жаркие отметины. Наклоняю голову набок, давая больше пространства. Это же так приятно, когда целуют в шею.
— Ну как же не отпустишь? Не я же тут заключенная.
Платон разворачивает меня к себе лицом.
Взвизгиваю, когда он наклоняется и, подхватив меня под бедра, поднимает с такой легкостью, словно я ничего не вешу, и сажает на тумбу. Вклинивается между моих ног и опускает взгляд на трусики. Напрягается до такой степени, что у него дергаются желваки.
Ведет пальцем по моему лобку.
— Хочу…
Я кладу ладони на его плечи, держа его на расстоянии.
— А я хочу спросить: за что тебя посадили?
— Яблоки на даче соседа своровал, — чертовски обаятельно улыбнувшись, Платон поднимает лицо.
— Я серьезно. Скажи, иначе…
— Иначе что? — перебивает меня, и от улыбки на его лице не остается и тени.
— Не приеду больше, — пусть несмело, но я продолжаю гнуть свою линию.