Невидимый город - стр. 46
А потом пришлый этот колдун к Луням приперся. Глас и понять ничего не смог. Просто хватило его, шарахнуло по башке, да и понесло куда-то. И вот бродит он теперь скотиной бессмысленной, а Сила, что своя, что шеламская, вся сквозь пальцы утекла. А знаете, каково это – Силы лишиться! Да все равно, что причинные места откромсать! И за что ему такое? За что?!
Хлопает ставень окна.
Глас вскидывает голову.
У окна стоит молодая женщина в длинной белой рубашке.
Она простоволоса, на руках у нее – завернутый в белый платок ребенок.
Ребенок смеется, тянет женщину за волосы, та осторожно гладит его ручку.
Глас кидается к печке, начинает шарить за нею, бормочет обрывки заклинаний.
Женщина сажает ребенка на лавку, подходит к колдуну, и ее белые прохладные ладони смыкаются на его шее.
Глас хрипит, безуспешно отбивается, потом затихает.
Кали возвращается вечером и закрывает остекленевшие глаза деда. Зажигает восковую свечу, садится за стол, подпирает голову руками.
Вот и прошляпил, пропала дедова Сила, утекла невесть куда! И даже выругаться как следует нельзя. Ночью, да еще при мертвеце – беды потом не оберешься.
Кали размышляет, как бы положить старика в гроб, чтобы никто не увидел его свернутой шеи. Увидят, так на кого подумают? Ясно на кого.
И еще о многом нужно подумать.
Кали смотрит на огонь свечи, поглаживает уродливый шрам на левой щеке, а за стенами дома разгулявшийся ветер выдирает полными горстями листья из крон деревьев.
Наступает осень.
Часть вторая. Белый рыцарь. Осень
Побеждаешь потому, что позднее неприятеля устрашаешься, в этом вся тайна. Нет полководца, который не страшился бы за исход сражения; надо только припрятывать в себе этот страх как можно дольше. Лишь этим приемом пугаешь противника, и успех становится несомненным.
Наполеон – Александру I, по свидетельству фрейлины двора Роксаны Эдлинг
Глава 17
Карстен был встревожен:
– Ведьма! Я брата потерял!
– Жаль.
– Ведьма! Я не шутки шучу! Мы в столице Рейна один раз чуть не у самых ворот из повозки вытащили. Он к чужанам удрать собирался!
– Ладно, а сейчас-то чего орать?
– Как это чего? Ищи давай!
– Я?
– А кто ж еще? На воду посмотри или в шар хрустальный. Есть у тебя хрустальный шар?
– Да откуда ж?
Разговор получался весьма примечательный. И не столько из-за слов, сколько из-за того, как стояли собеседники. А именно: Десси замерла, коленопреклоненная и с тряпкой в руках, посередине огромной замковой лестницы, а Карстен стоял внизу этой лестницы. Вот и получалось, он – маркграф и доменос – на ногах, но смотрит снизу вверх; она – на коленях, но стоит выше. Словом, картинка эта прекрасно отражала двоевластие, сложившееся по осени в Луневом Гнезде. Вернее, многовластие, поскольку Мильда также заявляла свои права на главенство, а Радка с Рейнхардом и вовсе отбились от рук.
– Ведьма! Ты уснула?
Десси бросила тряпку, вытерла руки о подол. Все равно юбка старая, Гнешкина, давно на лоскутки изрезать пора. Думаете, трудно замок расколдовать? Трудно конечно, но это все ерунда. Вы попробуйте его после этого отмыть! Причем не от колдовства, а от обыкновенной человеческой грязи и гнили. Вот когда руки-то по-настоящему отваливаться начнут! Радка, конечно, трудится как сумасшедший дятел, но на много ли ее силенок хватит? Мильда считает, что графской кормилице зазорно работой руки портить. Гнешка и прочие деревенские бабы приходят иногда помочь, но у них свои дела, огородные. Сейчас не поспеешь, зимой придется зубы на полку класть. Вот и приходится Десси быть одной за всех. А тут еще доменосу новая вожжа под хвост попала.