Невестка слепого барона - стр. 33
-- Так ты, милая, теперь чужая и есть. Тереска вон, видишь, с мужем к ним приехала, почет оказала, к сватам на обед приглашение на обед привезла. А ты в баронский дом войдешь. Думаешь, баронесса твоя станет их на обеды приглашать? Они для нее голытьба, хоть и благородные. Ты, девонька, теперь отрезанный ломоть…
Больше я вопросов сестре Анне не задавала. Но нужно признать, что равнодушие семьи к судьбе Клэр меня потрясло. Покупателей становилось все меньше. Я сидела на месте возчика в телеге и думала: «Семейка, в которой я буду жить, она ведь, похоже, еще хуже. Если я забеременею и ребенка рожу, в такой обстановке его нормально не вырастить будет…».
Теперь все мои мысли сводились к тому, что мне нужно как можно больше узнать о внешнем мире и постараться сбежать. Выяснить, как безопаснее всего путешествовать. Раздобыть где-то документы, а для начала понять, есть ли они тут вообще. Найти средства на первое время. Я даже с интересом посмотрела на церковную кружку. Однако поняла, что те несколько монеток, что бросили в течение дня в коробку, меня точно не спасут.
В общем-то, итогом так напугавшей меня в начале встречи с семьей, было только усилившееся чувство тревоги и безнадежности. К концу торгового дня на телеге осталось штук шесть буханок хлеба. Однако Анна была довольна:
-- Это славно сегодня расторговались! А остатний хлеб в печи просушим, и к весне сестрам сухарики будут. Чай, не пропадет добро. Да и осталось сегодня совсем чуть. Давай собираться, милая. Так ноги отекли у меня, аж жуть.
Мальчишкам, которые привели коня и помогли, сестра Анна выдала четыре яичка и чуть заветренную уже четвертушку хлеба.
***
С этого дня сидение в монастыре стало мне еще тяжелее. Однако хватило ума понять: если настоятельница заметит, что прогулки мой аппетит не увеличивают, то меня лишат и этого. Потому после ужина я сходила в трапезную и стащила оттуда миску. В неё я и стала перекладывать часть своей порции каши для сестры Броны. Хлеб я весь отдавала ей. Помня от том, какими руками месят это тесто, я не могла заставить себя взять в рот хоть кусочек.
Несколько дней сидения в швейной мастерской закончились тем, что порция сестры Броны начала увеличиваться каждый вечер. Я просто не могла впихивать в себя еду. Может быть, это и вызвало бы новый конфликт, но перед выходными ночью вновь пришла сестра Анна и забрала меня в пекарню.
Еженедельные визиты в город и разговоры с людьми были моей единственной отдушиной. По крайней мере, к середине лета я уже довольно бойко торговала сама, помня, кому и сколько нужно отрезать хлеба. Точно зная, каких семян можно взять горсть, а каких не меньше трех. С легкостью отличая свежие яйца от старых.
Сестра Анна, для которой моя помощь в торговле оказалась весьма весома, по ночам со вздохом говорила:
-- Ложись-ка ты спать, девонька. Закваску я и без тебя поставлю, да и формы набьем сами. А уж утром, как хлеба грузить, я тебя и разбужу.
Дни бежали, похожие один на другой, разбиваясь только выездами в город. Я вроде бы смирилась с неизбежностью этой монотонной жизни, но вздрогнула, когда увидела в один из базарных дней уже начинающие слегка желтеть деревья и травы.
Осень накатывала быстро, какими-то острыми пиками. Еще на той неделе на всю рощу было едва-едва пара десятков желтых листочков, а сегодня золотилась она вся. С огорода спешно убирали урожай, и на сбор картошки выходили все монахини, в том числе и я. Это вносило некоторое разнообразие в монотонность жизни, но и приближало для меня ту самую страшную свадьбу.