Невестка слепого барона - стр. 18
Лаура даже не знала, сколько человек живет в городе. Более того, мой вопрос ее сильно удивил.
-- Кто ж его знает? Сказывают, что у каждого из баронов больше трех тысяч народу. Но это и с деревнями ихними вместе. Только я тысячу себе даже представить не могу! А уж сколь из этого в городе живет – Бог весть. Оно вроде бы и понятно: у тебя-то родители в деревне живут. Но неужели они ни разочку вас в город не возили?!
-- Знаешь, Лаура, если и возили, я того не помню. Так что ты, пожалуйста, рассказывай мне все-все-все.
Город, который находился рядом с монастырем, я еще ни разу не видела из-за перекрывающего дорогу небольшого леска, принадлежал не моему будущему свекру, барону Маркусу фон Брандту, а сразу целым трем баронам. Не очень представляю, как они делили город, но, по словам Лауры, у каждого из них, кроме нескольких улиц, большой храмовой площади и общего рынка, были еще и свои личные деревушки. Как я поняла, мой свекор был самым бедным из всех владельцев: у него из двух деревень одна совсем загнулась.
-- Сказывают, там только десять или двенадцать человек живых осталось, да и из тех трое – старики древние. Оно уже и вроде как и не деревня, а просто хутор. У барона Штольгера деревень целых пять – Лаура повернула ко мне ладошку с растопыренными пальцами, показывая, сколько у этого Штольгера деревень. – Так люди сказывают, он ни сна, ни отдыха не знает. Сам везде ездит с охраной и во все вникает, и хозяйствует на славу. А слепой барон что… – собеседница небрежно пожала плечами. – Сам никуда, а сынок у него весь в матушку пошел. Вроде хозяйствует, а только все хуже выходит, и люди бегут.
Все, что рассказывала мне Лаура о жизни вокруг, относилось или к совсем недавним годам, или к нынешнему времени. О том, что было всего десять-пятнадцать лет назад, девушка не знала почти ничего. Для меня это было очень странно.
Я не большой знаток истории, но все же понимала, как образовывались первые крупные города и как вояки добивались власти. Но почему начали приходить в упадок дела семейства фон Брандтов, не могла сообразить. Хотя, надо сказать, сейчас это были скорее игры разума: я все еще очень слабо представляла себе окружающий мир и потому жадно цеплялась за любые сведения, которые могла получить.
На шестой день нашего сидения в келье, вскоре после обеда, к нам зашла сестра Рания:
-- Мать настоятельница говорит: больно много вы трещите, а работаете мало. При огороде-то мне уже тяжело по жаре. Так она вам, девоньки, повелела в келье не сидеть, а идти со мной в мастерской работать. Тебе, – она взглянула в мою сторону, – на молитвы пока ходить не велено. Знай себе, сиди да шей. А ты, милая, - обратилась она к Лауре, – с завтрашнего дня ступай на молитвы и работать.
Глядя на наши растерянные лица, сестра Рания по-доброму усмехнулась и добавила:
-- Да не пугайтесь, дурехи. Ты, Лаура, на молитвы ходи, а потом в швейную и возвращайся. Будешь присматривать за Клэр, мало ли что? Вдруг девоньке опять сплохеет, так ты хоть помощь кликнешь. И я там буду сидеть рядышком.
Лаура расстраивалась: просыпаться так рано утром ей не хотелось. А я размышляла о том, что, может быть, оно и к лучшему. Все же там, в мастерской, будут женщины и старше, и опытнее. Возможно, я смогу получить от них новую информацию.