Невеста Мороза - стр. 13
И вдруг по телу, оттуда, где был медальон, прошла холодная волна. С полки на Стужайло упал увесистый горшок с простоквашей, тюкнув его по самой макушке. Мужик зарычал, подняв голову, и тут из рук моих полыхнуло светло-неоновой вспышкой, отбросив отчима в другой конец комнаты. В стену рядом с ним впились сосульки, тотчас начав таять.
– Свинья ты мерзкая, – я поднялась, поправив сарафан, – так вздумал?
Кулачок мой не сравнится с лапищей Стужайло, но тренер мне не зря удар ставил. Подойдя вплотную к едва очнувшемуся отчиму, с оттяжкой, залепила ему костяшками в глаз.
– Ещё раз подойдёшь – убью. Пусть не сразу, так потом. Запомни. И ночью спи с полглаза, как бы ценного чего не лишиться, – гнев бурлил во мне, сама не заметила, как ногой ударила его в пах. Наверное, на бис.
Мужика скрючило не на шутку. Замычав, повалился на пол, схватившись за чресла.
– Сильна, – простонал он, – проснулась сила твоя и норовистая, точно кобыла необъезженная. Не трону больше. Прости, бес попутал.
Я собрала осколки горшка с полки, откуда он грохнулся, выглянул Ратко, подмигнув мне.
– Матушка где? – спросила, не оборачиваясь, даже смотреть на ненавистного Стужайлу не хотелось.
– Корову встречает.
Отчим, кряхтя и постанывая, поднялся на ноги. Сел на свою лавку, привалившись к стене. Я ушла в бабий кут, дождусь Марьяну там.
В сенях раздались торопливые шаги и в горницу забежала девушка. Как понимаю, моя младшая сестра, Настя. Выглянула из-за шторки, пытаясь разглядеть пришедшую. На ней был зелёный сарафан с красной вышивкой, светло-русые волосы собраны в свободную косу. Синие глаза, как у Стужайло смотрели холодно. Красивая, совсем не такая, как я. Кожа до того светлая, что казалась полупрозрачной, розовые губки, точно созданные для поцелуев. Круглое лицо с милыми ямочками на щеках. Такую увидишь, не забудешь.
– Отец, да в порядке ли ты? – подошла к отчиму сестра.
– Да, – ответил тот, криво ухмыльнувшись, – малость ногу зашиб. Пройдёт.
Настя улыбнулась, прошла в бабий кут, заметила меня.
– А ты чего без дела сидишь? – лицо её исказила высокомерная ухмылка, – чай не ночь, на печи валяться.
– Чай и ты мне не хозяйка, – парировала я, – матушка придёт, решит кому и чем заниматься.
Сестра растерялась, вышла, бросив вопросительный взгляд на отца, но тот сделал вид, что не услышал. Не дождавшись помощи, девица фыркнула, вытащила из-под лавки сундучок и принялась перебирать свои платья, ленты, рубахи.
– Волхвов в Перемилово видели, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, – завтра к нам ждать надобно.
– Ты сундук тащить собралась? – злобно спросил Стужайло.
– Что же ещё? – удивившись, прервалась Настя.
– Сама ведь понесёшь! – рявкнул он, – дура-девка, долго ли пройдёшь с таким?
Сестра часто заморгала, на ресницах блеснули слёзы:
– Тятенька, да что с тобой?
– О тебе думаю, – пробурчал тот, – куда эдакую тяжесть девке? Собери узел, да не клади всего подряд. Чай не к оборванке идёшь, к колдунье великой. Босой и голодной тебя не оставит.
Тут и я прислушалась. Выходит, на полном довольстве будем. Хорошо. Не хотелось бы ещё о хлебе насущном переживать.
Сестра вздохнула так, что затрепыхались занавески на окнах, и принялась перебирать вещи заново.
Скоро и матушка подошла, таща в руках два ведра с надоем. Я поспешила ей на помощь. Парное, пахнущее сеном, молоко процедили через тряпицу, разлили по крынкам, часть спустили в подклет. Остальное Марьяна поставила на печь, не топившуюся летом.