Невероятная очевидность чуда - стр. 28
– Да, знаю, – кивнула Ева и усмехнулась: – Вы, может, удивитесь, Пал Андреич, но для меня сей факт не является комплиментом, и ни везением, и ни женским фартом небывалым, а ровно наоборот. Может, с возрастом эта особенность моего организма и станет для меня преимуществом, но в данный момент юная внешность лишь осложняет мою жизнь, потому что вызывает постоянную необходимость доказывать свою состоятельность как специалиста, а на удивленные вопросы, типа «девочка, ты что тут делаешь, когда серьезные дяди и тети обсуждают серьезные профессиональные вопросы», приходится не только жестко отвечать, но, в особо тяжелых случаях, и паспорт с дипломом демонстрировать.
– Вы тоже антрополог? – спросил Орловский.
– Ну, Павел же Андреевич, – попеняла ему театрально-обиженно Ева, – мы же вроде договорились, что сейчас моя очередь выдвигать следующую версию о вашей профессии.
– А я вне очереди пролезть решил, уж больно момент удачно в контекст встраивается, так сказать, – посмеялся Орловский.
– Нет, Павел Андреевич, я не антрополог, хотя папа с мамой и их коллеги меня к этому занятию готовили и всерьез затачивали с самого детства. Но, увы, дочь не оправдала их ожиданий и стала врачом. – И, улыбнувшись, призналась наконец: – Я анестезиолог-реаниматолог. Работаю в Детской клинической больнице, в отделении экстренной хирургии.
– Оп-па!.. – смотрел на нее пораженно-изучающе Орловский и, ошарашенный ее признанием, переспросил: – Не, реально, прямо вот детский врач-реаниматолог?
– Ну, в данный момент, да, детский, но вообще-то я специалист широкого профиля, то есть мои компетенции распространяются на пациентов всех возрастных групп. Просто так сложилось, что я проходила в этой клинике интернатуру и мне там все очень понравилось и легло, что называется, на душу: и коллектив потрясающих специалистов, и совершенно замечательный главврач, да и детки. Детская хирургия – это вообще отдельная тема. Поэтому я прошла дополнительный углубленный курс конкретно по детской специализации и осталась в этом отделении после окончания интернатуры.
– Я в охрене, Ева, честно, – признался пораженный Павел. – Вы кажетесь такой хрупкой, ну такая совсем молоденькая девчушка-студенточка, гоношистая, немного на пафосе, но так, совсем немного, без перехлеста, лишь в форме некой защиты и обозначения дистанции. И уж извините, но что есть, то есть, но задиристая и язвительная. Абсолютно современная девица, разве что смартфон к руке не прилип, что для любой девочки сейчас все же странновато, у них гаджеты – это естественное продолжение руки и поставщик жизни и чувств, а так… Ну умненькая не по годам и явно с хорошим воспитанием. И тут дынц! – изобразил мимикой преувеличенное удивление Павел: – Доктор. Анестезиолог, да еще и реаниматолог. Нате по кумполу, Орловский!
– Ну что, бывает, – рассмеялась задорно-искренне Ева, наблюдая за выражением удивления, отразившимся на его лице, – говорят, внешность обманчива.
– Да хрена обманчива! – эмоционально высказался, не согласившись с ней, Орловский. – Уж вам-то, дочери ученых антропологов, должно быть отлично известно, что как раз таки внешность говорит о человеке гораздо больше, чем он может предположить и даже подумать о себе самом, только надо уметь ее читать.