Неуставняк 2 - стр. 13
Теперь, когда вы выключили краски, настроили свои чувства и полностью очистили свои мысли – начну.
Земляки
В колонну по четыре мы проследовали с аэродрома на плац полчка. Дорога, идущая от края аэродрома через КПП вовнутрь огороженного колючей проволокой городка, была умята гранитным боем, который, смешавшись с природной почвой, образовал настолько твёрдое покрытие, что его не разрушила перемещаемая на войну и обратно боевая техника. Все дорожки отходили от неё под прямым углом и делили городок на неравные прямоугольники. Пройдя метров сто от КПП, мы свернули на настоящий проспект, который, к нашему удивлению, был заасфальтирован. Выглядело это как-то нелепо – кругом палатки, маслянисто серая почва, на которую, если ступишь, поскользнёшься, и тут вдруг – свежий, ещё чёрный асфальт.
Этот проспект не разделял дивизию напополам, а соединял два плаца и аллею, ведущую от него к штабу дивизии. Первым был плац артполка, затем, по левую руку – клуб и за ним – плац полтинника. Сей плац был всем плацам плац – его размер был вполне сопоставим с Красной площадью, а белоснежная разметка позволяла проводить парады.
По мере движения, вернее, следования нас встретила толпа наших будущих сослуживцев. Они подбегали и старательно привлекали к себе внимание.
– Мужики! Кто есть с Алтая? – выкрикивал один.
– Я с Алтая, – летел ответ из глубины нашего строя.
– Откуда?
Их скоротечный разговор перекрывался нарастающим гомоном всех.
– Кто из Воронежа?
– Я!
– Откуда?..
– …
Гомон был таким, словно мы только что спрыгнули с прибывшего из побеждённой Германии поезда.
– С Уралмаша кто есть?! – Зачем вдаваться в деталировку, если мой район знает весь белый свет?!
– Я с Уралмаша! – Я был единственным в нашей колонне, но меня нашли уже пять моих земляков.
«Неплохо, – подумал я, – можно жить!».
Земляки всегда внушают доверие, и от них с надеждой ждёшь поддержки, которая так нужна, когда прибываешь в неизвестность, тем более, если, кроме незнакомых лиц, над горизонтом событий довлеют облезлые горы!
– Просись в артполк в первую батарею, – крикнул мне один из них.
– Пишись в триста пятидесятый! Во второй батальон, – советовал следующий…
«Значит, будет выбор!» – Такая перспектива вполне устраивала, так как моё нежелание попасть сюда вообще было подтверждено увиденной обстановкой и бытом, от которых бросало в дрожь.
А чтобы обстановку не назвать удручающей, надо взяться за кисти и начать всё раскрашивать, хотя красить то нечего – всё по кругу серо и уныло, зябко и грязно скользко, за исключением ярко голубого параллелепипеда новенького клуба, который без всяких изысков построили к нашему приезду!
Небо, замкнувшее солнце; голые горы, обступившие небольшую равнину; потрескавшаяся почва цвета штукатурного раствора; жидкие натоптыши[12] политого водой цемента; солдаты в бушлатах не первого дня носки; палатки, напоминавшие своим видом перезрелые грибы дождевики, которые уже почернели и готовы разорваться, чтобы распылить свои вездесущие споры – что из этого можно было раскрасить, что? Может лица встречающих? Но лиц то и не было – была тревога испуганных детей, которых ввели в дивизию, не дав перед смертью отдышаться; самодовольство встречающих их мужиков с лихо посаженными на голову шапками; безразличие офицеров и крики земляков. Все они ждут меня, чтобы продолжить своё самоутверждение, доказывая себе, что они бывалые, а мы для них сосунки, которых ещё следует научить хитростям жизни, верней, выживания…