Неупокоенные - стр. 5
«Я и не вмешиваюсь, подержу неучтенных до поры до времени», – решил Жнец. Он не знал, кто эти дети, и за что умерли. Им не выдавали информацию на покойников – ни к чему. Их дело забрать души и принести в Корпсгрэйв, а что с ними будет дальше – не его забота.
Встав с надгробия, он направился к выходу с кладбища. Звук шагов эхом отражался от каменных плит, утонув во мраке, Жнец переместился в свое временное жилье.
Это была дешевая просто меблированная комната с узкой, ужасно скрипучей железной кроватью с продавленным матрасом, шкафом в чьем темном углу паук сплел белесую паутину, а на полке трепыхалась его соседка, моль, устроившись в кем-то забытой меховой шапке.
Жнец появился в коридоре, он не любил пользоваться дверьми – это занимало время, особенно, когда приходилось искать крохотный ключик, который вечно куда-то девался (должно быть, в очередной раз провалился под подкладку пиджака). С легким шелестом он снял плащ и повесил на кривобокую подставку для верхней одежды. В комнате стоял привычный холод, из щелей единственного прикрытого дырявой занавеской окна свистел ветер. Жнец никогда не испытывал холода или жара, голод также не доставлял неудобств. По собственному желанию он гасил в себе присущие человеку потребности, чтобы не отвлекаться от работы. Мушкетер же предпочитал вести привычный образ жизни вне должностных обязанностей: обожал хорошее вино и общество прекрасных дам. Слуга Смерти – не призрак, и ни в каком уставе не написано, что им запрещается посещать бордели, пить, есть и предаваться всевозможным страстям и грехам. Отчасти они бессмертны и вместе с тем лишены репродуктивных функций, позволяющих оставлять после себя наследников.
Камин топился исключительно в тех случаях, когда Жнецу хотелось полюбоваться пламенем, в остальное время он неподвижно сидел в кресле или же лежал на не слишком удобной для его роста кровати, уставившись в деревянный потолок, рассматривая щели, прислушиваясь к бегающим по чердачку мышам, воркованию голубей. Сейчас же постель была занята, в ней спала девичья душа, свернувшись калачиком и образовав небольшой бугорок под тонким одеялом. Мальчик устроился в кресле, положив ногу на ногу и прикрыв глаза, но при виде Жнеца встрепенулся и внимательно осмотрел стоящего перед ним высокого мужчину в черном костюме с длинными худыми конечностями. Стоило тому снять слегка потертый цилиндр – и по плечам рассыпались белоснежные волосы, прикрыв острые скулы. Из-под съехавших на нос очков на мальчика смотрели спокойные миндалевидные глаза цвета расплавленного серебра под светлыми бровями. Узкий, без малейшего намека на щетину подбородок и отдающие мертвенной голубизной тонкие губы. На вид Жнецу можно было дать около тридцати лет. Взрослый, но не потерявший юношеской привлекательности мужчина. Пока он снимал перчатки, в камине вспыхнул огонь, и мальчик вздрогнул, повернувшись к багровому пламени с золотистыми переливами. Тень от него расползлась по сторонам, облизнув колени Жнеца, севшего напротив мальчика в соседнее кресло. Сняв очки, он взглянул на ребенка вертикальными, как у змеи, зрачками, а затем расслабленно вытянул и без того длинные ноги, задев каминную решетку острым носком высокого, плотно зашнурованного ботинка.
«Обувь дорогая», – отметил мальчик. Господин выглядел опрятно, а вот комната – нежилой и бедной, с легким налетом пыли.