Неупокоенные кости - стр. 2
Джейн это только напрягало. Она была полицейским, и не просто полицейским, а опытным полицейским, ветераном отдела по расследованию убийств. Всю свою жизнь она училась не плакать, во всяком случае – не на людях, и сейчас ее тело и разум восставали против обстановки этого сырого (во всех смыслах) подвала. Хотя она и сочувствовала Стивени, ей не хотелось из-за этого терять контроль над собственными эмоциями. Джейн не могла позволить себе сломаться. Нельзя поддаться горю. Если это случится, все, что сейчас у нее внутри, выплеснется наружу, и тогда… В общем, она не была уверена, что ей удастся снова спрятать свое горе от чужих глаз.
– …Я даже боюсь куда-то уходить, потому что каждый раз думаю: вдруг Джейсон вернется, а меня не будет дома? – проговорила Стивени, громко хлюпая носом. – И он не будет знать, где меня найти!
Она шумно высморкалась в свой мокрый, мятый носовой платок, который комкала в руках. Остальные члены группы забормотали что-то неразборчивое, очевидно, в знак согласия.
Насколько Джейн успела узнать, Джейсоном звали восьмилетнего сына Стивени. Он бесследно исчез четырнадцать месяцев назад, исчез среди бела дня, и с тех пор о нем не поступало никаких известий.
Если не считать Джейн, их было семеро – семь женщин и мужчин, объединенных общей бедой, которые сидели на расставленных полукругом оранжевых пластмассовых стульях лицом к психологу-волонтеру. Собиралась группа раз в неделю в помещении общественного клуба, действовавшего под эгидой церкви Богоматери залива. Снаружи шел холодный весенний дождь, низкое небо затягивали сплошные черно-серые облака, но в церковном подвале, под излишне яркими флуоресцентными лампами офисного вида, было жарко и душно, а в спертом воздухе витали запахи прогорклого кофе и пережаренных пончиков. Участники группы поддержки отличались друг от друга и по возрасту, и по жизненному опыту, но их объединяло то особого рода горе, которое охватывает человека, чьи близкие и любимые пропадают без вести. Не умирают – просто пропадают.
Только недавно они жили рядом, вели совершенно обычную жизнь и вдруг в одно мгновение исчезли, словно их и не было на свете. Исчезли, но оставили после себя живую, пульсирующую пустоту, которая никак не заполняется. И она болит. Болит постоянно и не дает жить. Неизвестность – это не ад, это гораздо хуже. Ожидание, не имеющее конца, предела, конечной точки. Большинство людей, которые подобного не испытали, просто не могут понять, каково это – ждать и ждать, не имея почти никакой надежды.
– Я хорошо вас понимаю.
Это сказал мужчина, сидевший справа от Стивени. Его звали Кристофер – делясь всем, что считали возможным высказать вслух, члены группы обращались друг к другу только по именам, без фамилий. Джейн, однако, испытывала с этим определенные трудности. Она не просто стеснялась делиться своими сокровенными переживаниями с совершенно посторонними людьми; ей была не по душе сама идея, хотя остальным группа поддержки, возможно, чем-то помогала.
Взять того же Кристофера… Строитель или дорожный рабочий, он носил плотные джинсы, а его грубые башмаки со стальным подноском были испачканы в глине. Огромные руки представляли собой настоящую коллекцию шрамов и ссадин самых разных размеров и форм. Как и Джейн, Кристофер, вероятно, пришел на занятие группы в свой обеденный перерыв. Несколько ранее он упомянул, что ему исполнилось пятьдесят пять, но выглядел он лет на десять старше. Два года назад его восемнадцатилетняя дочь отправилась с друзьями в ночной клуб в центре города и больше не вернулась домой. Ни Кристофер, ни его жена не знали, что с ней случилось. В конце концов они развелись. Как и Стивени. Как и многие другие участники группы. Бесплодное и безнадежное ожидание не может не сказываться на семейной жизни. Оно раскалывает даже самые прочные семьи. Разрывает дружеские связи. Убивает доверие. Мешает работе. Мешает ощущать себя личностью.