Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах - стр. 15
Все достижения второй волны несли тот же смысл, что и борьба за возможность развода. Зависимые и юридически, и экономически женщины вынуждены были полагаться на мужчин – а те предоставляли им то, что считали нужным. В браке женщины сдавались на милость пьяниц, игроков и насильников. На работе их неохотно терпели – покуда они не создавали проблем и не требовали оплаты наравне с мужчинами. В барах – та же история. Женщины были как будто не вполне людьми.
В 2010 году группа судей рассматривала так называемое дело Радмахеров, касающееся брачного контракта. Такие контракты заключают богатые люди, чтобы защитить свое имущество после развода. Многие считают, что это несправедливо: как правило, более состоятельный супруг (или его семья) нанимает адвоката и подготавливает контракт. Второй же может не обладать средствами, чтобы нанять консультанта, и чувствует, что вынужден принимать те условия соглашения, которые ему выставлены.
В деле Радмахеров менее состоятельным супругом был мужчина, но в большинстве подобных случаев финансово слабой стороной оказывается женщина. Когда верховные судьи выносили решение по этому делу, их «взгляды исподлобья» выглядели несколько наигранно. Как писал один из судей, задача брачного контракта – «отказать экономически слабейшей стороне в том, что ей – обычно это все же она – причитается». А затем последний удар: «Конечно, существует гендерный аспект в решении таких вопросов, которые можно счесть неподходящими для коллегии судей, состоящей из восьми мужчин и одной женщины».
Такая резкость формулировок оправданна. Сегодня, спустя 180 лет после бракоразводного процесса Каролины Нортон, в котором все силы были на стороне мужчины, наше законодательство по-прежнему находится в руках мужчин. Причем определенных мужчин. Более 70 % верховных судей получили образование в частных школах, тогда как по всей стране его получили всего 7 % населения. По состоянию на 1 апреля 2018 года только 6,8 % судей – представители этнических меньшинств. Две трети членов парламента, наших законодателей, – мужчины. По состоянию на апрель 2018 года только 29 % всех судей – женщины. В Верховном суде три женщины и девять мужчин.
Судья, процитированная ранее, – первая женщина в составе палаты лордов, которая работает в апелляционном суде. Она сделала карьеру по научной, а не традиционной судейской линии. В сентябре 2017 года она стала первой женщиной – председателем Верховного суда. Ее зовут Бренда Хейл.
Прочитав биографию леди Хейл, я отметила две вещи. Во-первых, она называет себя феминисткой: на ее гербе красуется надпись: «Omnia Femina Aequissimae» («Женщины равны со всеми»). Во-вторых, она разведена.
Как человек Бренда Хейл – это тихий ужас. Я познакомилась с ней в здании Верховного суда на Парламент-сквер, где находится ее кабинет, набитый фарфоровыми лягушками, – своего рода шутка для посвященных: второго мужа она описывала как сказочного «принца-лягушку».
Ее карьера напоминает нам, как быстро менялось общество. В 1966 году, когда она окончила юридический факультет, бракоразводное законодательство строилось на концепции вины и невиновности. К неудобным женщинам при разделе имущества относились более строго. По словам леди Хейл, считалось, что женщина «должна быть невинна, как овечка, чтобы получить от мужа хоть что-то; чем дальше она от абсолютной невинности, тем меньше ей причитается». Если жену можно упрекнуть в ворчливости, она рискует получить меньше. Я спросила, согласна ли она с тем, что бракоразводный процесс – это наказание, заставляющее обоих супругов ощутить себя неудачниками. «Нет, я не соглашусь, – ответила она. – Брак предполагает пожизненные обязательства, и развестись можно, лишь если произошло фундаментальное нарушение брачного контракта, – тогда вам как потерпевшему разрешено разорвать отношения с виновным. Так что, конечно, есть виновник и потерпевший».