Несущая смерть - стр. 39
И только богам ведомо, через какие ужасы сейчас проходит Даичи.
В очередной раз все вернулось к нему. К делу его рук. Его предательству.
Кин.
Она сделала единственный, дрожащий вдох.
Будь ты проклят, Кин.
– Кагэ передали новости о вашем мятеже против моей воли, – сказала она. – Я никогда не желала подвергать вас опасности. Я хочу, чтобы мы были…
– Ты в курсе, сколько наших сегодня отправились на тот свет? – заговорил один из лотосменов. Руки скрещены на груди, кожа забрызгана кровью.
– Нет, – ответила Юкико. – Но мне очень жаль, что погибли люди.
– Великая Танцующая с бурей, – усмехнулся лотосмен. – Убийца сёгунов. Губительница империй. Думаешь, мы поверим, что Кагэ делают что-то без вашего разрешения?
– Кагэ существовали задолго до того, как появилась я. И если инакомыслие смогло расколоть Гильдию Лотоса, то уж будьте уверены, фракция анархистов, поджигателей и фанатиков найдет способ поспорить о цвете неба.
– Десятки, – заявила какая-то лже-особь, устремив выпуклые светящиеся глаза на Юкико. На руках она держала ребенка возрастом не более года: она баюкала дитя Гильдии – вчерашнего младенца, затянутого в кожу и латунь. Ее голос был похож на скрежет, когда железным сапогом давят жука в панцире. – Мы потеряли несколько десятков, – добавила она.
– Да осудит их Энма-о по справедливости.
– Мы не верим в ваших богов, Танцующая с бурей.
– Тогда я могу лишь искренне сожалеть.
– А уж как нам жаль! – прошипела лже-особь. – И как жаль уцелевшим детям! Разве Кагэ не понимали, что сделает Гильдия, когда они назовут по радио мое имя?
– Ты – Мисаки… – выдохнула Юкико.
– Они приговорили нас. Отправили на бойню. И не только нас, но и наших детей! Животные! Ублюдки!
– Мне очень жаль, Мисаки-сан…
– ПРЕКРАТИ ЭТО ПОВТОРЯТЬ!
Ребенок у нее на руках захныкал, и от искаженного металлического плача у Юкико свело челюсти.
Лже-особь прижала дитя к щеке, и восемь серебристых рук обхватили ребенка, пока она качала его, шепча слова, которых Юкико не могла расслышать.
Беженцы Кагэ переговаривались между собой, а ветер шептался со снастями.
О боги, какой-то сюр.
ОНИ ОПЛАКИВАЮТ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ?
Нет, я просто… они скрыты под скафандрами. Под масками. Я никогда не думала о них как о родителях, которые любят своих детей. Не догадывалась…
– У меня есть кое-что для вас, Мисаки-сан, – пробормотала она.
– У тебя нет ничего, что мне нужно или чего я хочу, девочка.
Юкико потянулась к оби, где рядом с катаной Даичи и подаренным отцом танто с коротким клинком висел бумажник из потрепанной кожи, отцепила его и протянула лже-особи, держа на ладони.
– Что это?
– Письмо, – ответила Юкико. – От отца твоей дочери.
– Такео?
Буруу ощетинился, когда Юкико передала лже-особи бумажник. Мисаки продолжала укачивать сопящего ребенка, схватив письмо искусственными конечностями.
Бумага оказалась в пятнах от крови, соли и дождя. Юкико помнила все слова в письме, словно прочитала его накануне: послание гильдийца, спасшего жизнь Петру, женщине, которую он любил до самой смерти.
Призыв, чтобы она сражалась и поставила Гильдию на колени. Смерть Змеям, что бы это ни значило. Свобода для Шимы. Признание в любви женщине и дочери у нее на руках.
Юкико услышала сдавленный возглас, увидела, как дрожат плечи Мисаки.
Женщина опустилась на колени на палубу «Куреа», прижав письмо к груди. Когда она свернулась в клубок и закричала, к ней подбежала другая лже-особь и забрала ребенка. Мисаки выла от боли и ярости. Она была переполнена страданием. На глаза Юкико навернулись слезы. Ребенок расплакался, принявшись вторить стенаниям матери, после чего разревелось несколько детей лотосменов.