Неспящие - стр. 14
– Вот козел! Пристрели этого козла!
Клейнер проигнорировал это требование и открыл пакетик.
– У кого есть «дрема»? Ни у кого нет настоящей «дремы». Одна только поддельная фигня.
Хаундз повернулся и еще раз посмотрел на Парка:
– Что ты там за чушь порол насчет неспящего, дескать, валиум для него?
Парк опустил взгляд между коленей.
– Это один тип из корейского района. Говорит, будто ему помогает. Он принимает по десять штук за раз. Выпивает с бутылкой красного вина. Говорит, что почти засыпает.
Хаундз пожевал губу.
– По десять за раз. И работает?
Парк пожал плечами:
– Он думает, что да. Я еще никогда о таком не слышал. Но они же все что-нибудь пробуют. Знаю одну тетку, так она крошит мелатонин и вдыхает его. По двадцать, по тридцать граммов за раз.
– Ну да, а валиум-то?
Парк покачал головой:
– Сомневаюсь.
– Черт. Черт.
Коричневой массой слева вырисовывался Гриффит-парк.
Парк посмотрел на обожженный пожаром склон. На нем снова начали появляться палатки, так как в основном его уже отчистили от головешек и трупов после первого лагеря беженцев и потушили тлеющие низовые пожары.
Хаундз хлопнул по приборной панели.
– Э, а что с демеролом? Он-то хоть немного помогает спать?
– Я сам никогда про такое не слышал. Продаю его одному старому торчку. Он когда-то был в технической группе у Тома Петти.
Парк смотрел, как толпа беженцев собиралась у грузовика Красного Креста. Большинство огонь выгнал из каньонов между Вентура-Фриуэй и побережьем, наступая из зарослей чапараля на север до самой лагуны Мугу.
Глядя на потерянных и неприкаянных, он уплыл мыслями куда-то.
– Кроме «дремы», единственное, насчет чего я слышал, что оно действительно работает, – это, пожалуй, только пентосан. Но его молекула слишком большая, чтобы проникнуть из крови в мозг. Поэтому придумали вставлять шунт и доставлять его куда надо.
Он вспомнил, как врач описывал эту процедуру ему и Роуз.
«Проще говоря, мы просверлим дырку в вашем черепе и вставим в нее болт».
Роуз отказалась. Вернее, Роуз сказала: «Да пусть я лучше сдохну к чертям собачьим».
Парк покачал головой:
– Во всяком случае, пентосан делает хотя бы одно – не дает умереть. Спать все равно невозможно, и боль все время чувствуешь. Некоторым неспящим давали громадные дозы мепакрина, и им стало лучше. Ненадолго. Потом им стало хуже, чем раньше. Паралич. Печеночная недостаточность.
Он опять пожал плечами:
– Валиум и все такое – это в основном люди просто хватаются за что угодно, лишь бы им хоть на пару часов стало полегче.
Хаундз давил на тормоз, снижая скорость, пока они подъезжали к очереди машин у блокпоста на реке Лос-Анджелес.
– А ты-то откуда такой грамотный?
Парк снова пожал плечами:
– Я продаю таблетки.
– Черт.
Хаундз вытер пот со лба.
– Моя теща, чтоб ее черти взяли, живет вместе с нами. Не спит уже несколько месяцев. Совсем свихнулась. Никому жизни не дает. Бродит по дому сутки напролет, чертово привидение. Несет какую-то бредятину. Детей пугает. «Папа, а почему бабушка зовет меня Билли?» Вот попробуй объясни ребенку. «Знаешь, малыш, просто бабулин таламус пожирают неправильно свернутые белки, и она бредит наяву, и ей мерещатся всякие кошмары, и она сама не понимает, где она, и думает, что ты ее сын, которого на самом деле она не доносила из-за выкидыша, еще когда ей было пятнадцать лет и она ходила в школу». Может, дать ей десять таблеток валиума и бутылку Зинфанделя, и ей все станет по кайфу; я б тебя поцеловал взасос, если бы получилось.