Размер шрифта
-
+

Неспящая - стр. 21

Вторая группа – это те, чей сон в коконе слишком глубокий, а пробуждение слишком тяжёлое. Эти кикиморы тоже умеют наладить свой режим и прекрасно себя осознают в обычной жизни, но есть большая вероятность, что после очередного пробуждения наступит опасный для окружающих срыв. Таких отправляют в места, больше напоминающие места отбывания наказания: никакой свободы передвижения, ещё не тюрьма, но уже совсем всё безрадостно и безнадёжно.

Первая группа – те, кто уже сорвался. Те, с кем это произошло хотя бы однажды, оказываются в пожизненной одиночке. Даже если кикимора вполне оправилась и больше не выходит из режима, никто больше не хочет рисковать.

Впрочем, есть один человек, который всегда не прочь рискнуть – Эрик.

Он всегда тянет до последнего, пытаясь разобраться, как именно развивается болезнь. Он считает, что если налицо ремиссия, то человека надо тянуть.

Вот и тянет он уже столько времени несчастную Веронику, которую у нас все, кроме Эрика, откровенно побаиваются. За последнее время она одна у нас тут такая, из первой группы. Пока она живёт в подвале, её коконы обычно глубокие, но спокойные. И выходит она из них бодрячком, даже что-то напевает в душевой. А потом с удовольствием суетится, наводя порядок и командуя остальными подопечными, и с готовностью помогает Эрику, делая иногда самую грязную работу.

Вот и сегодня, едва закончив прибираться в своей каморке и приняв душ, она уже пристала ко мне с вопросами, чем она может мне помочь. А помогать мне не требовалось. Те, кто оставались в коконе, просыпаться пока не собирались, остальные были в полном порядке, и я попросила её развлечь общество, рассказать что-нибудь интересное.

И вот Вероника мастерски исполняла свою страшилку о чёрном коконе: историю о том, как кикимора, впав в глубокий кокон, умирает, а, пролежав мёртвой несколько часов, а то и дней, вдруг оживает, неся в себе чужую чёрную душу, и, наделённая невиданной доселе силой, пускается во все тяжкие.

И хоть слышала я это сто раз, и не только в исполнении Вероники, а всё равно интересно слушать, как старую страшную сказку. Поэтому я, как и все остальные, заслушалась рассказчицу.

Кто-то коснулся моего плеча. Я повернула голову – Эрик. Он всегда приходит на работу ни свет ни заря. Даже завтракает всегда в подвале, из общего котла.

– Закончишь тут – зайди, доложи обстановку, – прошептал он едва слышно и вышел.

Вероника, завидев Эрика, поспешно скомкала концовку, оборвала рассказ на полуслове, тряхнула ещё влажной гривой и, вспорхнув, выскочила из комнаты.

Слушатели зашевелились.

– Ерунда всё это, – проговорил один из подростков. – Сказки от скуки.

Девочка рядом с ним невесело хихикнула.

– Всё сказки, пока сам не столкнёшься, – хрипловатым баском отозвался худой бородатый мужичок с койки у окна.

– Вот из первых рук инфу я бы послушал, – кивнул мальчишка. – А это всё так, художественный трёп. Небывальщина. Кто-нибудь хоть раз видел этот самый чёрный кокон?

– Видел, – степенно кивнул бородач. – Я.

– Да ну? – недоверчиво, но всё же с любопытством усмехнулся подросток. – И как оно было?

– А так было, – спокойно отозвался мужичок. – Года три тому назад… или пять… а то и семь уже, не помню точно…

– Три или семь, вообще-то, разница есть, – сказал кто-то. – Совсем ты, Вася, мозги пропил.

Страница 21