Неспособность любить - стр. 25
– Нет, – отказалась Лиза. – Спасибо. Пусть она мне позвонит, как появится. Только обязательно. Меня Лиза зовут. Вы, пожалуйста, мой телефон запишите.
Это Лиза сделала правильно, решил Федор. Девочка Варя могла потерять мобильный.
Женщина потянулась к стоявшей в тесной прихожей тумбочке, достала ручку, записала продиктованный номер. Все это она делала весело и неторопливо, и чем-то напомнила Федору собственную бабушку. Наверное, волной спокойствия и уюта, почти осязаемо от нее исходившей. Бабушка умерла, едва похоронив дочь, Сашину маму. Федорову тетю.
– Может, зря не остались? – Это Федор спросил уже на улице.
– Нет, – покачала головой Лиза. – Если все нормально, нечего панику сеять. А если ненормально… Пусть еще счастливой побудет.
Очки она сняла и снова сделалась такой, как была. Наповал убитой горем.
Федор отвез ее домой, проводил до квартиры.
– Лиза, – задержался он в дверях. – Почему ты сразу была уверена, что Сашу убили намеренно? Ты что-то знаешь?
– У меня было плохое предчувствие. – Лиза привалилась к стене, словно ей тяжело было стоять. Впрочем, возможно, так и было. – У меня все последнее время было нехорошее предчувствие.
– Что ты знаешь, Лиза? – не отставал Федор.
– Ничего, – покачала она головой. – Правда, ничего. Неужели ты думаешь, что я стала бы скрывать, если бы что-то знала?
Он захлопнул дверь, начал спускаться. Даже узнав о смерти брата, он не предполагал, что окажется накрепко связанным с Лизой. Сейчас он был связан с ней так сильно, что просто ночевать в собственной квартире казалось чем-то неправильным, почти предательством.
26 февраля, воскресенье
С Варей могло произойти что угодно, и Лиза старалась уверить себя, что у девочки просто сломался телефон или случилось что-то непредвиденное, но вполне объяснимое.
– Я беспокоюсь, – пожаловалась она портрету мужа, и Саша ободряюще на нее посмотрел.
Лиза беспокоилась всегда и обо всем. В институте боялась экзаменов, потом, на работе, боялась сокращений, а больше всего боялась, что Саша ее разлюбит.
И все-таки настоящий тоскливый страх пришел, когда она вышла из женской консультации.
– Саш, – позвонила мужу Лиза. – Все точно. Ждем ребенка.
– Здорово! – засмеялся Саша, а она вдруг почувствовала, что они с малышом совсем одни в этом мире. Никому не нужные.
Чувство было жутким, Лиза закусила губу и велела себе перестать сходить с ума.
«Я истеричка», – поставила себе тогда диагноз Лиза.
Потом она старалась быть веселой, и ей это даже удавалось, и только когда позвонил Данила и сказал совершенно невозможное, она поняла, что беду предчувствовала.
Лиза проваливалась в сон, снова из него выныривала, протягивала руку к будильнику и смотрела на часы. В половине седьмого она тяжело поднялась, посидела у портрета, выпила кофе. За окном стояла еще глубокая ночь. Тонкий серпик убывающей луны был таким аккуратным, что казался нарисованным. Ночное небо любила рисовать Ника, и Лизе, глядя на ее рисунки, тоже хотелось взять в руки кисти. Однажды Саша даже подарил ей набор гуаши, но начать рисовать Лиза так и не собралась, и нераспечатанная гуашь до сих пор валялась в стенном шкафу.
Есть не хотелось совсем, но она сварила яйцо в мешочек и покорно съела, стоя у окна и разглядывая тонкую луну, словно не могла от нее оторваться.