Несотворенный мир - стр. 18
– А там чудища в лесу, а-р-р-р…
Отец делал вид, что он чудище, кидался на меня, я отбивался подушкой, мы возились на диване…
Мирка – это я.
А полное имя – Остромир.
Когда мне в то утро позвонил отец – я уже догадывался, зачем он звонит. Я уже чувствовал, что не сегодня-завтра начнется то страшное, чем пугали нас газеты, не сегодня-завтра замечутся магнитные полюса, солнечный ветер сметет с земли её воздушное покрывало, солнце, некогда такое ласковое, превратит зеленые холмы в раскаленную пустыню.
Когда отец позвонил мне… словом «позвонить» мы обозначали связь на расстоянии – не телепатическую, а некую другую, суть которой я объяснить не могу. Впрочем, это и не имеет значения.
– Ну чего, Мирка… беги, давай.
Я знал, в каком состоянии в последние годы находится отец. И все-таки спросил:
– А ты что же?
– Чего я, Мирка, сам же видишь, чего я…
Я почти не виделся с отцом последнее время – но все равно мне стало не по себе от одной мысли, что я вот так просто оставлю его и взойду на ковчег.
– Но…
– Чего но, не нокай, не запряг! Билет на кого? То-то же, и не думай даже… Зарезервировано все… пошел!
– Я только к тебе попро…
– Попрощались уже, и не вздумай даже, и на порог тя не пущу! Дуй давай!
Это означало – беги. Я побежал, конечно, не так, как бегают животные, перебирают ногами – я вышел на улицу, поймал такси, уже в такси спохватился, что не взял ничего из дома кроме документов, стал вспоминать какие-то тесты, Если бы вам пришлось покинуть землю навсегда, какие бы три предмета вы с собой взяли. Я не мог вспомнить, что отвечал, когда проходил такие тесты, да и вообще – кто сказал, что в ковчег можно было что-то принести с собой…
В ковчег…
Я ловил себя на том, что никогда раньше не видел ковчег – даже на экране телевизора. В отличие от кораблей спасения и бункеров про ковчег не говорили, не трезвонили на каждом углу – потому что опять же в отличие от мифических кораблей и бункеров ковчег был настоящим. О нем молчали – чтобы уберечь от обезумевшей толпы, которая будет рваться на борт, когда мир начнет трещать по швам.
Я представлял себе, как подъеду к стальной громадине ковчега, как поднимусь по трапу, как улыбчивая стюардесса проверит у меня документы и пожелает приятного полета, как я войду в свою каюту и пристегну ремни…
От этой мысли мне почему-то стало страшно, как перед кабинетом стоматолога. Кто не знает про стоматолога, тому поясню, что в те времена моя физическая оболочка была хрупкой и уязвимой, и когда её повреждали, я чувствовал это…
…впрочем, не о том речь.
Тем не менее, все оказалось совсем не так, как я думал. Машина затормозила перед высокой бетонной стеной, ворота которой были плотно закрыты. Я расплатился с водителем и пошел к воротам, подбирая слова, я не знал, как сказать – день добрый, я лечу в ковчеге, вот мой билет – или просто молча протянуть билет…
Ближе к воротам я выбрал второй вариант, просто молча протянул карточку с кораблем. Это была не та самая карточка, которую мне подарил отец когда-то давным-давно – от той уже ничего не осталось, еще в детстве я вырезал из неё корабль, чтобы летать на нем в космос.
Человек в форме посмотрел на мой билет, покачал головой.
– Не тот билет.
– Простите?
– Молодой человек, вы меня за идиота-то не держите, я что, не знаю, как билеты выглядят?