Несостоявшийся рассвет. За гранью. Повести - стр. 14

Однако мороз крепчал, и теперь женщины стали ругаться на курящих, требуя вообще плотно закрыть брезент.

– Вот бабы! И так им не этак, и этак не так, – послышался шутливый голос молодого парня.

– А ты, видать, ещё никак не умеешь – раздался в темноте голос молодой женщины, и бабы поддержали её общим смехом.

Сконфуженный парень замолчал. Мужчины нехотя закрыли штору, но продолжали, покуривать втихаря, отчего табачный дым снова заполнил небольшое пространство кузова. Так, под истошный шум мотора, плачь младенца и переругивание женщин с курящими, я сладко заснул, положив голову на колени матери.

Проснулся неожиданно. К горлу подступала тошнота, болела голова, а шум мотора уже не казался успокаивающим. Наоборот, он с тревогой отдавался в моём теле и вместе с резкими толчками всей машины ослаблял силы. Сильно пахло бензином, запах которого и вызывал тошноту. Люди шумели, а некоторые стали стучать по кабине шофёра.

Тот остановил машину и подошел к заднему борту.

– Граждане, пассажиры!.. – начал он. Но разозлённые мужчины и испуганные женщины не хотели его слушать и потребовали немедленно открыть задний борт. Некоторых рвало, и мужчины закинули наверх обе брезентовые занавески. Ворвавшийся морозный воздух сразу принес облегчение.

Мать спрыгнула вниз, подхватила меня и поставила на заснеженную дорогу.

– Как ты себя чувствуешь, Владик? Тошнит? – обеспокоенно спросила она.

– Тошнит! И голова разболелась.

– Ах, ты мой бледненький… – внимательно всмотрелась она в моё лицо, а затем присела на корточки и поцеловала в щеку.

– Ты что же это, черт бородатый, нас отравить удумал?! – послышался рядом истеричный голос женщины с грудным ребенком на руках, которого она трясла, чтобы он не орал.

– Граждане! – снова попытался вступить со всеми в разговор шофер. – Так как же мы без бензина почти двести километров проедем. А? Куда мне эту бочку ставить?

– Это верно, – помолчав, согласились мужчины, и женщины сразу притихли.

– Значить так, гражданки, – обратился шофёр к женщинам. – Прошу шторы плотно не закрывать. Во время пути будем делать чаще остановки, чтобы выходить из машины проветриваться или «сходить до ветру». Кто с детьми, пересядьте ближе к заднему борту. А мне придётся ехать медленнее, чтобы вас не вытрясти. Всем понятно?

– А на поезд не опоздаем? – спросил кто-то из женщин.

– Ну, если опоздаем, на другой день уедешь, – успокоил он её, усмехнувшись в бороду. – Мамаш в этот раз много набралось, – как бы оправдываясь, обратился шофёр к стоящим рядом мужчинам. – Запечатались под брезентом, а проветривать кузов боятся. Правильно я говорю? – и они, соглашаясь, закивали головами. Подождали тех, кто «бегал до ветру», и шофёр скомандовал:

– А теперь – по коням! Плохо будет – стучите, – и пошел к кабине.

Все молча расселись, как посоветовал шофёр: женщины с детьми – ближе к заднему борту, мужчины – к кабине машины. Курить там они уже не решались из-за бочки с бензином, а протискивались осторожно по одному к брезентовым шторам, которые свободно болтались на ветру, и теперь никто не требовал их плотно закрывать.

Холодный воздух вскоре остудил кузов, и женщины попросили все-таки плотно закрыть брезент, чтобы не простудить детей. Но пары бензина снова накапливались, и шторы снова открывали или делали остановку. Наконец, чтобы не опоздать к поезду, было решено делать меньше остановок, а открывать шторы, когда кого-нибудь рвало или кто-то из мужчин высовывался покурить.