Несостоявшийся рассвет. Повесть - стр. 15
За всю дорогу нам с матерью пришлось раза три подползать к заднему борту, чтобы опорожнить свои желудки. При этом надо было крепко держаться за борт, чтобы не выскочить из машины, высунув голову наружу. Из-за холода и постоянной тошноты я, помню, сильно устал. Мне уже казалось, что наша поездка никогда не закончится. Ослабленный, я заснул, положив голову матери на колени, и не заметил, как машина въехала в Омск.
Проснулся от несильных толчков материнской руки.
– Владик! Вставай, мой маленький. Мы уже приехали, – склонившись надо мной, проговорила она в ухо.
Я открыл глаза. Задний борт машины уже свесили вниз, и наши попутчики, помогая друг другу, покидали её. Мать подала чемоданы шоферу, затем – меня и с его помощью спрыгнула на покрытый тонким слоем снега городской асфальт. От яркого дневного света я зажмурил глаза, а когда снова открыл, то увидел, что мы находимся на большой площади.
– Вот мы и в Омске, сынок. Нравиться? А во-он то красивое здание – железнодорожный вокзал.
Я стал с удивлением рассматривать новый для меня мир – высокие многоэтажные дома, поток объезжающих привокзальную площадь машин и целые толпы людей идущих вдоль домов.
– Нравиться, – немного помедлив, ответил я.
Наша машина стала с шумом отъезжать и, когда я посмотрел ей вслед, то увидел на заднем борте свисающие сосульки рвотных масс, застывших на крепком морозе.
Внутри вокзала меня поразило обилие света, широкие деревянные лавки со спинками и блеск стеклянных окошечек, за которыми сидели сердитые тети, покрикивающие на людей, толпящихся перед ними. Мать усадила меня на одну из лавок и поставила рядом чемоданы. Она огляделась вокруг и обратилась к сидевшей рядом пожилой женщине.
– Вы бы не могли посмотреть за сыном, – кивнула она в мою сторону, – и за чемоданами, пока я куплю билеты?
Соседка глянула добрыми глазами и, не задумываясь, ответила:
– Конечно, родненькая. Иди, иди… – махнула она в сторону стеклянных окошечек, и заметив нерешительность матери, успокоила: – За него не бойся: присмотрю.
После ухода матери, она полезла в свою сумку, вытащила конфету-подушечку и протянула мне.
– А тебя как зовут? – ласково спросила она при этом.
– Владик, – негромко ответил я и взял конфету.
– Как?
– Владик!
– Ах, Владик! А я, дура глухая, сразу-то не расслышала. И куда вы с мамой едете?
– В Пятигорск, – последовал мой гордый ответ.
– Это, где ж такой город находиться? Что-то и не слышала про него.
– Мама сказала, что там большие горы. Аж, до облаков!
– Аж, до облаков? – как эхо, задумчиво повторила собеседница. – Никак, далеко вам с мамой придётся ехать, – посочувствовала она.
Несколько минут мы сидели молча. Засунув конфету за щёку, я наблюдал, как мать постепенно приближалась в очереди к окошку сердитой тети, которая уговаривала людей не волноваться, и обещала, что билетов хватит на всех.
Когда мы, наконец, оказались в поезде, на улице было темно. Плацкартный вагон встретил нас гулом говорящих со всех сторон пассажиров, полумраком редких светильников и воздухом, наполненным табачным дымом. Я стал проситься на верхнюю полку, но мать сказала, что оттуда можно упасть, поэтому там будет спать она. Мне же предложила сесть за столик и посмотреть на огни покидаемого нами города.
Я никогда не видел такого моря света и стал просить мать, чтобы она тоже смотрела в окно. Она смотрела, поддакивала моим удивлённым возгласам и одновременно доставала из чемодана хлеб, вареную картошку в мундирах и купленный на привокзальной площади кусочек сала.