Неслучайная мама для дочки миллионера - стр. 28
Взвинчиваюсь, коряво отшатываюсь, но Богдан задерживает, крепко схватив мое запястье.
— Я посмотрел! — сдавливает мне руку сильнее. — Самара вовремя вас застукала! А ты побежала… оправдываться… лгать… ночью… ко мне. Почему не вошла? В спальню…
Сокрушающий тон оседает в гортани Царёва. Теперь его дыхание резче, а взгляд глубже. В самую душу. Вызывающе дергает рукой, принуждает меня упереться ладонью в его грудь.
— Не захотела! — дерзнув, тут же закрываю рот.
На самом деле струсила. Испугалась потревожить хозяина и невесту. Показаться неуместной, глупой. Но Царёву об этом знать необязательно.
— Понизь гонор, Валерия Михайловна. Не забывай, кто стоит перед тобой.
Он сдавливает мое запястье и через секунду отпускает его, отходит к рабочему столу, берет маркер из подставки, проворачивает его в пальцах, видимо, чтобы унять свой пыл.
Гордо поднимаю голову. Оговоренная, но не сломленная.
— Я бы посоветовала вам обсудить эту ситуацию с Науром. Посмотреть ему в глаза так же, как мне.
— Оставьте, Валерия Михайловна, образ жертвы. Я уже провел индивидуальную беседу с охранником.
И? Богдан по-прежнему суров. Конечно, ему же легче поверить старому персоналу, а не какой-то няньке. Они все здесь против меня, клюют, выдумывают гадости. Я вижу, как Богдан впервые отводит взгляд за все время нашего разговора. Разочарованно.
Чувствую, как сердце бьется в агонии, как жаром опаляет лицо и шею. Глаза щиплет — вот-вот разревусь. Не дожидаясь разрешения, сама разворачиваюсь и несусь вон из кабинета. Хлопаю дверью, на ходу утираю слезы. Нужно умыться.
В западной части коридора у лестницы нос к носу сталкиваюсь с вездесущей Самарой. Женщина замечает мои слезы и непременно порадует Инночку новостью.
Кое-как придя в себя, я возвращаюсь в детскую, но комната встречает меня пустотой. Взволнованно мечусь глазами по пространству. Вроде ничего не случилось, но паника душит. Забывая надеть курточку, тороплюсь вниз. В гостиной невзрачная уборщица смахивает перьевой метелкой пыль с антикварной вазы и говорит, что госпожа Инна гуляет с дочерью в саду.
По мраморной плитке шагаю к выходу, толкаю железную дверь и замираю на крыльце. Зябко поежившись, обнимаю себя руками. Осенний ветер насквозь продувает льняную форму, вызывая мелкую дрожь. Стискиваю зубы, чтобы не стучали, миную террасу и спускаюсь во двор.
Топаю по мощеной светлой дорожке, ведущей к зоне отдыха.
Дрожь по телу стократно усиливается, когда поодаль у кустов бузины я замечаю Наура.
Охранник, как всегда, одет во все черное, лишь белый воротник рубашки оттеняет его смуглую кожу. На нем наушник с проводом для связи, а из заднего кармана штанов торчит рация. Наур стоит спиной, точно каменное изваяние, и лишь звук моих шагов привлекает его внимание.
Волком оборачивается, взирает на меня, как на кусок мяса. Смотрит через темные солнцезащитные очки, но не подходит. Я округляю глаза, видя лицо Наура, точнее, опухшую, посиневшую переносицу. Охранник залепил ее пластырем. Матерь Божья…
Кажется, ему нехило досталось. Единственный человек в этом огромном доме, кто не боится Наура — Царёв. Единственный человек, рука которого намного тяжелее руки начальника охраны. Неужели? Отвожу глаза от Наура и невольно улыбаюсь. Именно так нужно разговаривать с мерзавцами. На их языке.