Нерон. Родовое проклятие - стр. 38
Никто на площадках для тренировок не знал, кто я такой. Я назвался Марком и взял фамилию, которая никак не была связана с кем-то из важных римлян. Мне нравилась свобода, нравилось быть неузнанным, быть никем. Думаю, все дети хотят такой свободы. Но это не значит, что она всегда будет их устраивать.
Аполлонию было сорок лет, а в Риме он жил с тридцати. Приехал из окрестностей Афин; последние состязания, в которых участвовал, проходили в Немее, и тогда ему было лет двадцать пять. Он состязался в забегах на стадий[12] и на двойной стадий и в обоих победил.
– Это был самый волнующий день в моей жизни. Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что в тот день я достиг высочайшего предела своих возможностей. Очень немногие могут это утверждать. Я помню имена всех участников того состязания; помню, где они были на старте и на середине дистанции… – Аполлоний вздохнул, как будто ему стало неловко. – Это помнит любой атлет. На каком-то отрезке дистанция словно размыта, на других ты все видишь очень четко. В момент финиша мы ощущаем близость к богам, такую, о которой и мечтать никогда не могли… А потом опускаемся… нет, падаем обратно на землю…
– Победить в забеге на стадий – значит стать чемпионом чемпионов! – с нескрываемым восхищением воскликнул я.
Стадий – настоящее событие в Олимпии, забег на короткую дистанцию – всего на два или три вдоха. Одержавший победу в таком забеге атлет может смело называть себя самым быстрым человеком в мире… На день победы.
– Да, это был самый волнующий день в моей жизни и самый подходящий, чтобы оставить состязания, – говорил Аполлоний. – На старт следующего забега выйдут новые атлеты. За спиной всегда появляются те, кто моложе и быстрее тебя. Быть побежденным – к этому трудно привыкнуть, и я решил довольствоваться наблюдением за состязаниями. А раз уж я перестал в них участвовать, то теперь мог следить за ними более внимательно и подмечать, кто что делает правильно, а кто – ошибается. Так я начал тренировать, стал учить молодых атлетов тому, чему научился сам. В беге техника, безусловно, важна – то, какую ты выбираешь длину шага, как двигаешь руками, как держишь голову… Но скорость – скорость дается от рождения. Сила даруется тренировками, а скорость… Скорость – это тайна, и никто не знает, почему один человек быстрый, а другой – нет. Я вижу, что в тебе это есть. Будь внимателен и осторожен, не растрать свой дар почем зря.
Слова Аполлония меня озадачили.
– Как я могу его растратить?
– Растратишь, если не будешь использовать; если станешь им пренебрегать или решишь скрывать от других.
– За пределами трека для состязаний у меня крайне мало возможностей использовать этот свой дар.
К тому же, как только узнают, кто я, у меня вообще пропадут такие возможности. Аполлоний не стал спорить, наоборот, выказал мне сочувствие:
– Очень жаль. Но правила в Риме все же меняются, иначе я не был бы так востребован. – Он указал в сторону тренировавшихся на палестре[13] ребят. – А теперь о борьбе. Тут ты тоже наделен особым даром, ведь в борьбе не меньше физической силы важно умение сохранять баланс и чувствовать время, а это, как и в беге, либо дано от рождения, либо нет. Геркулес – покровитель борьбы, Гермес – покровитель бега, так что оба этих таланта – дар божий.