Нерон. Родовое проклятие - стр. 28

Шкатулка с открытой крышкой стояла на деревянном столе. Она была такой маленькой, что даже для моей детской руки в ней было не так много места. Я запустил пальцы внутрь и сразу наткнулся на гладкие деревянные жетоны. Взял первый попавшийся и услышал, как они глухо застучали друг о друга. Если то, какой из них я возьму, предопределено, значит мои пальцы движутся по собственной воле? Они ухватили жетон, я его вытащил и сразу отошел, уступая место следующему просителю.

Крепко сжав жетон в кулаке, я отвел Аникета в тень за палатками торговцев. Как только мы остановились, я разжал кулак и посмотрел на лежащий на потной ладони жетон. Пророчество было на греческом, но я все еще не умел читать ни на латыни, ни на греческом и поэтому молча передал жетон Аникету, чтобы тот перевел для меня, что там написано.

Аникет нахмурился. Что же там? Что-то зловещее или ужасное? О, зачем я вытащил именно этот жетон? Почему не вытянул тот, который лежал рядом? Ну почему, почему?

– Что я могу сказать, это загадка, – криво улыбнулся Аникет. – Здесь начертано: «Скрытая музыка недостойна уважения». Жрица сегодня довольно смутно передает пророчества, но она этим славится. Тебе, маленький Луций, придется самому разобраться. Постарайся истолковать пророчество, насколько это возможно. Что же до меня, я не могу понять смысла этих слов.

После храма Фортуны мы отправились на побережье к святилищу моего предка. Там была небольшая, защищенная скалами бухта. Волны бились о них, но даже во время прилива не могли добраться до статуи Аскания.

Асканий был так прекрасен, что я подумал: «Не потому ли, что он внук богини?»

Я должен был испытывать волнение, но в тот момент мог думать только о пророчестве. «Скрытая музыка недостойна уважения» – жетон будто выжег слова на моей ладони. Что бы это ни значило, отныне они подчиняют себе мою судьбу.

Жизнь на вилле матери казалась настоящей идиллией. Один безмятежный день приходил на смену другому, и даже зимой вилла была прекрасна. Иногда брызги от бьющихся о скалы волн долетали до самых окон и, если ветер был достаточно силен, укрывали нас чудесным соленым туманом.

Мои занятия с наставниками продолжались, и порой я воображал, как моя голова распухает от знаний, будто дыня на стелющемся по земле стебле. В меня вдалбливали латинский алфавит, пока я не вызубрил его так, что мог выкрикивать по команде. После этого меня принялись учить выводить на дощечках буквы – первый шаг к умению писать, а затем наконец и читать. Наставники дали мне деревянную дощечку с вырезанными буквами, чтобы я, повторяя их очертания, тренировал руку.

– Нет-нет, Луций! – возвысил голос Берилл и, выхватив стилос у меня из левой руки, переложил его в правую. – Пиши этой рукой!

– Но мне так неудобно, – возразил я.

– Правильно – правой рукой, – стоял на своем Берилл.

Мне было труднее писать правой, но, когда Аникет согласился с Бериллом, я сдался.

– Обычные люди пишут правой рукой, – сказал Аникет. – Не позволяй им думать, что ты хотя бы в чем-то не такой, как они! Надень браслет на левую руку – так тебе будет легче.

Я стянул золотой браслет с правого запястья. Внутри хранились кристалл-оберег и кожа существа, которое отпугнуло покусившихся на мою жизнь наемников. Мать, как и обещала, заказала оберег из той самой змеи и заставила носить его, чтобы я всегда помнил о своем чудесном спасении.