Нерон. Родовое проклятие - стр. 23
– П-прошу, не надо, – сказал Клавдий. – Я не сумел с-сделать этого еще раньше. Надо было п-пересмотреть и исправить д-деяния Калигулы: вернуть изгнанников, заткнуть д-дыры, устранить утечки в казне. И п-переделать еще с-сотни дел.
Тут словно из ниоткуда в комнате возникла Мессалина.
– И скоро мой выдающийся супруг станет завоевателем. – Она встала рядом с Клавдием; взглянув на нас, быстро пробормотала невнятные слова приветствия и спросила: – Он тебе не сказал? Клавдий планирует вторжение в Британию. Мой супруг закончит то, что начал Юлий Цезарь.
Мессалина с обожанием посмотрела на Клавдия.
– Это правда? – со всем возможным спокойствием спросила мать.
Но я видел, что она в шоке. Как старый, хромой Клавдий будет командовать войсками?
– Да, все так, – ответил тот.
– Мне пришлось проявить настойчивость, – заметила Мессалина. – Брату Германика все по силам.
– Н-не все, дорогая, но у меня х-хорошие генералы, самое тяжелое я м-могу переложить на их п-плечи.
– Главное, чтобы ты вернулся целым и невредимым, – сладко проворковала Мессалина и повернулась к моей матери. – Дорогая Агриппина, добро пожаловать в Рим. Надеюсь, ты оправилась после стольких лет на Понтии?
– Невозможно оправиться от ложного обвинения… или, точнее будет сказать, нельзя простить и забыть. Что же касается острова, то да. Мне являлись призраки несчастных женщин, они и составляли мне компанию в изгнании… И мыс, который носит имя коварной волшебницы Цирцеи, располагался неподалеку.
– Уверена, все сосланные на остров женщины тоже были немного колдуньи. Жаль, что им это не помогло. Ну а теперь мы должны отпраздновать твое спасение! – Мессалина хлопнула в ладоши, и в комнате появился раб с подносом, на котором стояли золотые кубки. – Лучшее вино с долей талого снега.
Она снова хлопнула, и нянька ввела в комнату двух детей. Они подросли. Тиберий Клавдий уже научился ходить, хотя и неуклюже держался на ногах. Октавия стала выше и казалась серьезнее.
– Мои милые… – Мессалина подвела детей к Клавдию. – А вот ваши кузены – Агриппина и Луций. Помните Луция?
Какой глупый вопрос. Они не могли меня помнить, но все равно послушно закивали.
– Мы пригласили вас сегодня, чтобы вы первыми увидели, что за честь оказана Тиберию Клавдию, – сказала Мессалина. – Дорогой Клавдий, покажи им.
Теперь пришел черед Клавдия хлопать в ладоши. В комнату вошел его секретарь Паллас.
– Вот она, мой император, – сказал он и протянул Клавдию шкатулку из розового дерева.
Открыв шкатулку, Клавдий достал новую сияющую монету:
– Я выпустил сестерций в честь Тиберия Клавдия. – Он поднял монету выше. – И назвал ее «Спес Августа»[5].
– Надежда императорской семьи, – сказала Мессалина. – Он станет продолжателем нашего рода.
Тот, кому была оказана такая великая честь, сделал несколько шагов и врезался в табурет. Все рассмеялись.
– Какой чудесный ребенок, – заметила моя мать.
Возня с детьми и шкатулкой нагоняла на меня скуку, кроме того, я расстроился, что не удалось снова услышать божественные звуки кифары, и приглашения на гонки колесниц я так и не дождался. К полудню солнце достигло зенита, в комнате стало жарко, и я обрадовался, что пришла пора возвращаться домой.
Не успели мы отойти далеко от дворца, как моя мать начала источать яд.
– Надежда императорской семьи, – шипела она. – Ну, это мы еще посмотрим! Многих так называли из тех, кто не дотянулся до пурпура. Этому ребенку придется очень постараться, чтобы стать неуязвимым.