Нерон. Блеск накануне тьмы - стр. 27
Отчаявшиеся голодные люди запросто могли на нас напасть, так что я для маскировки тоже обрядился в драный грязный плащ.
Сначала надо было оценить масштаб проблемы, а потом уже приступать к ее ликвидации – и первым делом послать к этим людям гонцов, которые направят несчастных в приготовленные для них временные убежища.
И все время, пока мы осматривали местность за стенами города, нас сопровождали стоны и плач обездоленных людей.
В какой-то момент я заметил высокую фигуру человека, который бродил среди них и, наклоняясь к ним, выслушивал их жалобы и мольбы.
– Как я уже тебе говорил, некоторые из них молят об избавлении от страданий, – напомнил мне Эпафродит.
– Скоро оно будет им даровано.
– Ты не понял, они просят о смерти. Она для них избавление.
Я огляделся, но не увидел готовых откликнуться на эти мольбы жестокосердных солдат. Увидел только этого высокого человека.
Высокий человек… Я узнал его, вернее, ее… И понял, зачем она здесь.
– Ждите тут, – приказал я своим людям и направился в сторону женщины.
Она стояла ко мне спиной и, судя по хорошей одежде, явно не была одной из пострадавших от пожара.
– Локуста! – окликнул я.
Женщина обернулась.
– Цезарь… – Она поклонилась, а затем, расправив плечи, улыбнулась. – Давно не виделись.
– Да уж, странное место для встречи, – заметил я. – Не вижу смысла спрашивать, почему ты здесь.
– Люди нуждаются во мне, – кивнула она. – А я не могу отказать страждущим.
Когда-то и я нуждался в ее помощи, и она откликнулась на мою просьбу. Если бы не она, я был бы уже мертв. И я испытывал к ней благодарность. Отрицать это было бы лицемерием с моей стороны, как было бы лицемерием утверждать, что впредь я не захочу воспользоваться ее услугами.
Локуста была отравительницей. Востребованной во все времена как среди правителей Рима, так и теперь, среди мечтающих о скорой смерти простолюдинов, которые знали и кто она, и на что способна.
И она была честной женщиной, что, учитывая область избранной ею деятельности, звучит довольно странно. Однако, когда меня решили уничтожить, она встала на мою сторону и сумела спасти мне жизнь.
– Вполне возможно, что завтра или в последующие дни они уже не будут мечтать об избавлении от этой жизни, – сказал я.
– Для них нет никакого завтра, – покачала головой Локуста. – Они не в состоянии смириться с тем, что потеряли, потеряли навсегда, и это для них невосполнимо.
– Полагаю, ты говоришь о родных и близких, которых они потеряли? Никто ведь не станет молить о смерти из-за того, что лишился дома, обстановки или даже самых дорогих предметов искусства.
– Да, именно об этом я и говорю. Смерть детей – это невыносимая, невосполнимая потеря.
Тут я не мог с ней согласиться. Я потерял дочь. Эта потеря невосполнима, но я не умер. Я должен был жить дальше. Острая боль притупилась, хотя, признаю, ее жало навсегда засело в моем сердце.
– Если бы они собрались с силами и подождали…
– Они не хотят, – неужели так сложно это понять?! Разве мы не вправе помочь им пересечь Стикс и навсегда распрощаться со своей болью?
Я тряхнул головой, просто не зная, что на это ответить.
– Я скучала по тебе, цезарь, – произнесла Локуста, ловко меняя тему. – Ты обещал навестить меня на моей ферме, но так и не сподобился.
Ах да. После последней оказанной мне услуги я даровал ей поместье, где она организовала академию и передавала студентам свои знания и умения.