Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды - стр. 24

В маленьком фойе, куда Марта вышла подышать свежим воздухом, Мишель целовался с Наташей Шевельковой, у которой опыта театральной жизни – разве что дипломный спектакль после училища.

Какие-то дурацкие мысли понеслись в голове: надо же, целуются! Весь Петербург гриппует, чихает и кашляет, а они…

Нет, Марта не устроила скандала, молча натянула чёрное пальто, шагнула в вертушку двери и замерла, почувствовав на плече тяжёлую мужскую руку. Она ждала чего угодно: слов о прощении, негодования, даже мата и брани, но только не того, что прозвучало.

– Ты же знаешь, что твой срок вышел, – говорил Мишель, не подбирая выражений, – ты старая уже, морщины замазываешь, а мне нужны молодые кадры. Роль венской проститутки – это для тебя нормально, дальше придется уступить.

Марта слушала брызгающего слюной Мишеля и не понимала – при чём тут это? Новая постановка об Августине – певце-пьянчуге, который умудрился выжить во время страшной чумы в средневековой Вене. В пьесе не было прекрасных дам – главных героинь, а она… она рада сыграть кого угодно, хотя бы и проститутку.

– Я тебе больше не нужна? – только и спросила Марта, кутаясь в чёрное пальто.

– Да погоди ты, ну чего? – Мишель вцепился в пуговицу, крутанул. – Думаешь, я тебя оставлю? Мне Наташка до фонаря, лишь бы сыграла хорошо в новом спектакле. Я тут задумал…

– Что-то я не помню, чтобы ты меня в свое время так мотивировал – поцелуями, – прервала Марта, вырвалась, оставляя пуговицу в жёстких руках.

Он не остановил.

Снег умело маскировал слёзы, которые катились и катились. Марта знала, что Миша прав, что в сорок лет не сыграть блестяще ни Джульетты, ни Офелии, но разве при этом обязательна смена любви?!

И теперь она брела по ночному городу, перебирая, как бусинки, былые сигналы. Догадывалась же обо всём! Закрывала глаза, надеялась на то, что мимолетные увлечения Мишеля испарятся, пропустила самое главное – любовь кончилась.

Марта свернула в арку, как всегда, ощутив страх нескольких метров пути и вечный холод, что царил здесь даже в жаркую погоду. Вынырнула в тёмный квадрат дворика, побрела мимо качелей, мимо стоянки машин, мимо помойки.

Стон донёсся неожиданно – тихий, протяжный. Марта и не поняла поначалу – что это? То ли ветер в кронах деревьев, то ли дребезжит проволока для сушки белья на чьём-то окне.

Марта сделала ещё шаг и поняла, что стон со стороны бетонного квадрата, на котором в ряд стояли железные контейнеры для мусора. Она включила фонарик на телефоне, посветила.

Бомж у контейнера слабо шевелился, пьяно мычал и пытался встать на коленки. Значит, соображает, значит, не обморозится, уйдёт.

Марта выключила телефон, прошмыгнула мимо контейнеров. Остановилась. Что-то было не так. Неправильно. Она обернулась – вот что! Шею бомжа окутывал широкий шарф, такой белый, что белизною затмевал снег. У пьянчуги-то?

Марта подошла ближе, склонилась:

– Что с вами? Вам плохо?

Молодой совсем парень, пальто как у неё – чёрное, только мужское. Шапки нет, длинные, до плеч, волосы намокли под снегом, облепили голову. Алкоголем от бомжа не пахло. Он промычал что-то, застыл, словно подошедший человек гарантировал помощь.

Марта дотронулась ладонью до его лба, отдёрнула – парень пылал, жаркие волны температуры обожгли пальцы. Она схватилась за телефон – Скорую вызвать, задумалась: грипп в городе, врачи с ног сбиваются, пока приедут…