Непрошеный дар - стр. 2

Из больничной палаты на меня тут же обрушился запах медикаментов и спирта, болезни, и старости. Еще толком ничего не видя, но втянув носом воздух, я поняла, что меня ждет за дверью. Первое, что бросилось в глаза - большая кровать, а на ней прикрытый до самого подбородка голубоватой простыней старик сморщенный, как пожеванный собакой фантик от конфеты.

Он лежал неподвижно, но как только дверь за мной закрылась повернул голову на шум. Я увидела его глаза. Нет, они не были наполнены страхом или болью, в них была безнадежность.

Виктору Александровичу на тот момент исполнилось девяносто. Редкое дерево доживает до такого возраста. Вот и он был сгнившим дубом, едва держащимся корнями за землю, давшим росток. Казалось, он тянет последнюю влагу из сырых холодных недр, чтобы вскоре лечь и слиться с ними воедино. Виктор внимательно смотрел на меня и молчал. Руки его мелко подрагивали, пальцы немного сжимали простынь и так же отпускали, как будто это повторяющееся действие было рефлекторным, напоминающим судороги. Волосы его хоть и редкие, украшены белыми завитками, как у ангелов на картинах итальянских художников. Я видела эти картины в галерее Уффици во Флоренции, еще, когда ездила туда с группой студентов из университета. Вообще, мне как будущему архитектору понравилось там, я обожала эпоху Ренессанса. Профиль старика можно было чеканить на монетах того времени. Изящность лица проглядывала сквозь маску из морщин, скулы были острыми и высокими, такой же четко очерченный подбородок и никакой щетины на нем. Все это буквально кричало сожалением о упущенной теперь власти, которой он несомненно когда-то обладал.

Было видно, что он хочет что-то сказать, его губы, сухие, слегка обветренные и бледные, немного шевелились, как будто он приказывал им открываться, а они против его воли не хотели сделать это. И лишь сиплое дыхание вырывалось наружу. Казалось, губы пытались удержать его душу внутри, как будто она может улететь с первым звуком голоса.

Я подошла ближе, у меня не было отвращения к этому старику, знала, что и сама когда-нибудь буду также лежать прикрытая простыней, одинокая и пропахшая годами прожитой жизни. «Нужно, наверное, поздороваться», - промелькнуло в голове.

– Добрый день! Меня зовут Полина, Ваш адвокат настойчиво просил навестить Вас, – проговорила я громче, чем следовало и, растерявшись, подняла и поставила пакет с оранжевыми фруктами на тумбочку. Глядя на них, отвлеклась от мыслей о смерти и старости, и в палате стало не так уж и плохо. Даже солнце засветило ярче. Окно не было занавешено и лучи скользили по полу, прорываясь сквозь листья и ветви деревьев, иногда падая на старика. Тогда кожа его становилась как будто прозрачней, и он немного морщил лицо, тяжело сглатывая.

Воздух в палате словно задрожал и пошел рябью, я заметила, как мужчина, приложив усилие, протянул ко мне руку. Несколько секунд стояла замерев, решая насколько уместно прикоснуться к старику, а потом решившись смело ухватила своими длинными пальцами его кисть, удивительно, но его рука была так похожа на мою собственную. Овальные ногти с розовым полумесяцем у самого основания, немного выпирающие суставчики и тонкая кожа чуть ли не просвечивающая насквозь. Это были руки настоящего художника. Человека, который умеет тонко чувствовать. В эту минуту дверь открылась и вошла медсестра, толкая перед собой капельницу. Дернулась, пытаясь освободить руку, я и не заметила, как уже не я держала мужчину, а он меня.