Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира - стр. 2

Больно не было; одно из преимуществ, которое имеет вратарь в хоккее, состоит в том, что вся передняя часть твоего тела покрыта двухдюймовым слоем плотной пены. Я мог видеть, как отбитый мяч вращался, никем не тронутый, и на долю секунды показалось, что никто не движется в его сторону. В тот момент на поле все было недвижимо, воцарилась потрясающая тишина. Этот эпизод стал для меня откровением, которого не было никогда прежде и которое с тех пор посещало меня лишь единожды – когда я в прыжке поймал мяч на позиции мид-уикет, чем положил конец упорному партнерству на девятом уикете, и деревенская команда из Оксфордшира, за которую я играл, одолела команду BBC в малорезультативном матче. В тот момент, когда я увидел, как мяч ударяется о ладонь моей левой руки, я даже подумал про себя: «Все точь-в-точь, как в игре с «Уикхэмом», после чего больно приземлился на бедро и плечо.

Два случая, двенадцать лет разницы. Для того, кто играл хоть в какую-нибудь игру по меньшей мере раз в неделю на протяжении долгих тридцати лет, два случая – это вроде бы совсем немного, но, по крайней мере, я испытал эти ощущения. Я уверен, что настоящие спортсмены регулярно сталкиваются с этим чувством, когда время замедляется, когда они имеют полный контроль над ситуацией. Как сказал тренер «Аякса» Дэвид Эндт, «секунды для великих длятся дольше, чем для обычных людей». Существуют доказательства, согласно которым воспоминания о том, что ты что-то контролируешь в тот момент, ложны, что все это не более чем изобретение мозга, который так пытается объяснить мышечный рефлекс. Откуда бы ни исходил сигнал изначально, это ощущение контроля над происходящими вокруг тебя в доли секунды переменами, судя по всему, и является главнейшим аспектом, определяющим превосходство над соперником в спорте.

У самых лучших спортсменов это ощущение, должно быть, присутствует почти всегда. В тот первый случай я подумал, что это навсегда обретенное мной состояние, что я, быть может, благодаря практике достиг того уровня, когда течение времени и мои рефлексы вдруг достигли идеальной гармонии. Я даже толковал окружающим, должно быть безумно скучно и долго, об этой вероятности всю дорогу до Йорка, куда наш микроавтобус вез нас на лекцию по латыни. Всем было плевать. Я был как те хоббиты, что возвращались в Шир, где все были слишком заняты рутиной привычного хода жизни, чтобы обращать внимание на какие-то приключения. Но кто знал тогда о высотах, которые я смогу достичь? Если я смог вытащить мяч из верхнего угла после удара полузащитника английской сборной, что же тогда могло помешать мне самому пробиться в сборную Англии?

Другой матч, который мы играли на следующей неделе, был выездным, и мы отправились в школу «Холл Кросс» в Донкастер. У меня было мало работы, как вдруг, незадолго до перерыва, их форвард развернулся в круге для удара, полном игроков обеих команд, и нанес удар. Я не видел момента удара, но метнулся на землю, рассчитывая на то, что мое уязвимое тело послужит барьером для мяча. Так бы и вышло, но он чудовищно плохо пробил, и мяч коряво скользнул в крошечный проем между моими ногами и штангой ворот. В итоге мы проиграли 0:4, и, по самой великодушной оценке, как минимум два гола были на моей совести. В автобусе по пути домой я в назидание был усажен рядом с учителем на первом ряду. Так настал конец моим мечтам о величии. Так же настал и конец моей карьере голкипера. После того случая все уже было не так, как прежде.