Непримкнувший. Воспоминания - стр. 3
Но новой версии у него не возникло. К сожалению, даже для человека, обладающего множеством талантов, в том числе литературным, возраст – это реальность. Попытки приспособить, переосмыслить, переписать, дополнить книгу с позиции развала 80–90-х гг. оказались непосильными для человека, родившегося в 1905 г. Он садился за рабочий стол (каждый день), листал страницы, делал пометки… И все. Даже интервью просил еще подержать, и еще подержать…
Итог – тот, о котором я уже говорил. Мне достался после смерти моего деда изначальный, страстный, гремящий текст начала 60-х плюс китайский раздел, написанный позже. Плюс интервью. Вот это все и вошло в книгу, которой я придумал название – «Непримкнувший». Сейчас она переиздается заново.
В 2017 г. вышла моя книга – «Советский Кеннеди. Загадка Дмитрия Шепилова». Это не биография, точно так же как «Непримкнувший» – не мемуары. Это попытка объяснить феномен Шепилова в современных терминах современному человеку, который, возможно, даже фамилии такой не слышал.
Дело в том, что политическое наследие Шепилова или как минимум то, что он вольно или невольно символизировал для своих современников, вдруг стало очень важным для сегодняшнего и особенно завтрашнего дня. Шепилов вернулся.
Я ставлю в «Кеннеди» вопрос так: Шепилов – единственный в тогдашнем высшем руководстве человек, отстаивавший ценности эпохи Просвещения: знания, культура как основа для определения места человека в обществе.
Между прочим, это также означает, что Шепилов – говоря современным и не очень понятным в России языком – классический консерватор. Поскольку консерватизм родился как реакция людей Просвещения на безумства французской и прочих революций, с их массовой и насильственной переделкой мира и человека.
Да, в советской идеологии сочеталось несочетаемое – революционное улучшательство людей и просвещенческий консерватизм.
Естественно, в таких терминах сам Шепилов и его современники не мыслили. Они вели спор о том, кто настоящий коммунист, а кто не настоящий.
И наконец, в «Советском Кеннеди» вы увидите расшифровку и оценку масштаба личности этого уникально одаренного и эффектного деятеля, особенности его психологии, поведения. Мне кажется, что эти две книги помогают друг другу, точнее, помогают вам понять, что же это такое было – Дмитрий Шепилов и почему именно сейчас это важно для нас знать.
И последнее – пара мыслей о том, что за книгу вы держите сейчас в руках.
Она не только и не столько для историков. Воспоминания Шепилова, полагаю, ценны прежде всего эмоциональной, человеческой стороной событий эпохи, пусть даже хорошо известных историкам. Представим себе, что Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне» вместо невероятно нудного перечисления своих и чужих действий чуть ли не в каждую неделю войны создал бы страстный рассказ о чувствах и мыслях, обуревавших его в те дни. Тогда, возможно, нечего было бы делать Шекспиру или Торнтону Уайлдеру, им не пришлось бы наугад создавать «своего» Цезаря, пытаясь угадать его мысли и намерения, подменить их своими озарениями и догадками.
Стиль – это человек. Стиль Шепилова говорит об авторе буквально все. Посмотрите на эти неизменно превосходные степени («величайшие бедствия», «вся моя душа истерзана», «глубочайшее проникновение в тайны» и т. д.). Обратите внимание на монументальность и законченность одних фраз – и на пассажи, состоящие из фраз предельно коротких, буквально из одного-двух слов. Представьте себе, что этот текст читается вслух медленно, со вкусом, с паузами, раскатистым профессорским голосом, рассчитанным на большие аудитории в эпоху, когда не было еще микрофонов, – и вы увидите автора.