Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес - стр. 28

– Почему это, – удивилась девушка, – когда в глаз залетает пылинка, пусть совсем-совсем крохотная, кажется, будто она огромная как мир?

Это Хамилтон объяснить мог, предмет он знал досконально.

– Конъюнктива века, то есть слой слизистой оболочки, который обволакивает глаз изнутри, соприкасается с глазным яблоком, и соприкосновение это, формирующее нервный пучок, крайне чувствительно, особенно в той точке, где пластинки волокнистой ткани прикрепляются к орбитальной щели внешними и внутренними лигаментами.

– Ах вон оно что!

Они помолчали.

– А вы пришли к миссис Уоддингтон? – поинтересовалась девушка.

– Нет, к мисс.

– С ней я не знакома.

– Значит, вы не всю семью знаете?

– Нет, только миссис Уоддингтон. Пожалуйста, нажмите звонок.

Хамилтон нажал.

– А я заметил вас еще в автобусе, – сообщил он.

– Правда?

– Да. Я напротив сидел.

– Как странно!

– Чудесный сегодня денек, правда?

– Да. Просто замечательный…

– Солнце.

– Да.

– И небо.

– Да.

– Я вообще люблю лето.

– И я тоже.

– Если не слишком жарко.

– Да.

– Хотя, в сущности, – развивал мысль Хамилтон, – плохо переносит человек не жару, а влажность.

Разговор его ясно доказывал, что даже опытные эксперты, влюбляясь с первого взгляда, несут всякую чушь, как и все прочие смертные. В груди Хамилтона Бимиша бушевали неведомые ему до сей поры чувства, и, отшвырнув прочь все принципы, он признался себе, без стыда, что к нему наконец-то нагрянула любовь – не исподволь, постепенно согласно науке, но бесцеремонно, пустив в ход локти, словно ошалелый житель пригорода, врывающийся в пригородный поезд. Да, он влюбился. Силу его чувств, притупивших интеллектуальные способности, доказывал тот факт, что самому ему казалось, будто он блещет остроумием и красноречием.

Дверь открылась. Появился Феррис, взглянувший на гостью не с холодным отвращением, как он смотрел на Джорджа Финча, а с отцовской симпатией. Окружность его талии стала уже неохватна, но красоту он еще был способен воспринимать.

– Миссис Уоддингтон просила передать, мисс, – сказал он, – что ее вызвали по срочному делу, а потому ваша встреча отменяется.

– Что же она не позвонила! – жалобно воскликнула девушка.

Феррис позволил себе чуть вскинуть бровь, стараясь передать, что, хотя он ей сочувствует, дух преданности запрещает ему критиковать хозяйку.

– Миссис Уоддингтон просила узнать: удобно ли вам, мисс, если она придет к вам завтра ровно в пять часов?

– Хорошо.

– Благодарю вас, мисс. Мисс Уоддингтон ожидает вас, сэр. Хамилтон смотрел вслед девушке, которая, дружелюбно кивнув ему, беспечно удалялась из его жизни.

– Кто это, Феррис? – спросил он.

– Не могу сказать, сэр.

– Как, не можете? Вы же ее узнали!

– Нет, сэр. Эту даму я никогда не видел. Но миссис Уоддингтон сказала, что она зайдет в это время, и попросила передать ей сообщение, которое я и передал.

– Разве миссис Уоддингтон не сказала, кто зайдет?

– Сказала, сэр. Одна дама.

– Осел! – крикнул Хамилтон, однако – не вслух. Даже этому сильному человеку недостало на такое сил. – Неужели она не назвала ее имени?

– Нет, сэр. Пожалуйста, заходите, и я провожу вас к мисс Уоддингтон. Она в библиотеке.

– Забавно все-таки, что миссис Уоддингтон не назвала эту даму по имени.

– Да, сэр. Куда как забавно.

– О, Джимми! – воскликнула Молли. – Как мило, что вы зашли!