Неприкаянный. Мичман с «Варяга» - стр. 16
Когда я пошёл проверить, как обстоят дела с погрузкой, выяснилось, что всё в полном порядке. Команда катера обрела достаточно добровольных помощников, которые довольно быстро заполнили угольные короба, да ещё и расфасовали уголь по мешкам, разложив их в шлюпке. Всё равно пойдут на дно вместе с крейсером, а так получится куда сподручней перегружать в открытом море.
Энтузиазм матросов объяснялся довольно просто. Руднев не стал делать тайны из желания мичмана Кошелева и ещё одиннадцати добровольцев вернуться в Артур на минном катере и продолжить драться с японцами. Но число добровольцев ограничено вместимостью катера, где и без того наблюдался переизбыток личного состава, а потому попросту уже нет места.
Стоит ли говорить о том, сколько нашлось «завидующих» успевшим в первых рядах и «сокрушающихся» по поводу того, что вожделенные места в штате команды катера уже расписаны. А почему бы, собственно говоря, не полицедействовать, будучи уверенным в том, что тебе не придётся присоединяться к убывающим.
К слову, «завидовали» не только нижние чины. Офицеры подходили ко мне с пожеланиями удачи и похвалами по поводу моей догадливости. Поздравляли с удачной стрельбой во время боя, ну и не забывали восхвалить мою счастливую звезду, вернувшую меня с того света.
Признаться, я не больно-то удивился холодности сослуживцев. Те, кто постарше, взирали на мой поступок, как на мальчишескую выходку. Молодые офицеры лишь фыркали, чему в немалой степени способствовал мой бывший однокашник Лобода.
Для Кошелева было настоящей трагедией оказаться с ним на одном корабле. Как результат, даже нижние чины посматривали на меня с недоумением. И вообще сомнительно, что под мою руку согласился бы пойти хоть кто-нибудь, если бы я не проявил себя в бою, и тому не было бы достаточно свидетелей.
Кошелева перевели на «Варяг» всего лишь три месяца назад, и ввиду своей нелюдимости, а также заботам Лободы, он не успел ни с кем сблизиться. А дело всё в том, что моего реципиента тупо травили все шесть лет обучения в Морском корпусе. Он бы и бросил учёбу, да боялся прогневать маменьку и до оторопи страшился самостоятельной жизни. Как результат, относился к окружающим с крайней степенью недоверия…
К шестнадцати часам завершилась эвакуация команды, и Руднев последним сошёл с борта «Варяга», перейдя на уже мой катер, после чего мы доставили его на борт французского крейсера «Паскаль».
Избитый и гордый красавец с открытыми кингстонами медленно погружался в холодные воды залива Канхваман, унося с собой и тридцать шесть погибших моряков. Похоронить их на берегу не было возможности, Чемульпо по факту уже оккупирован японцами, и русским морякам на берегу точно рады не будут.
А пока «Варяг» всё ещё был на плаву, одиннадцать храбрецов из его команды во главе со мной взяли курс на север, чтобы по мелководью обойти японские корабли. Нас провожали молча. Ни прощальных криков, ни уж тем более флагов и торжественной музыки. Мы уходили тихо. Но я собирался заявить о нас громко. Настолько, чтобы у самураев ломило зубы от одного только упоминания о «Варяге–02». Каковое название носил наш катер среди плавсредств крейсера. Я, конечно же, не верю в то, что смогу изменить историю. Но коль скоро оказался тут, то хотя бы оттянусь по полной.