Неприкаянные - стр. 29
Франк.
Она подошла к Грэйвзу первой. Ни с того ни с сего. Это случилось в мае. На последней неделе учебного года. Минутой ранее его закончил метелить Томпсон под злой шепот: «Ах ты чертов лузер!». Губа разбита, бок ноет от гематомы – ничего приятного, знаешь ли, Берни… Да что там, тебя, наверное, тоже поколачивали. Короче, эта Франк подсела к нему на лавку. И принялась пялиться. Лузер терпел, терпел, а затем сказал: «Вали отсюда!». Ей – хоть бы хны.
– Больно? – спросила она типа сочувственно.
Он буркнул, что не ее это дело. Тогда Франк показала коленки. Да-да, задрала юбку чуть ли не до трусиков.
– Видишь болячки?
Лузер не удержался, посмотрел. Размозжила колени она знатно, что и скрывать.
– Слушай, давай залечим раны? – быстро проговорила она.
«Залечим раны». Грэйвзу в голову полезли пошлые мысли. Вспомнилась Элис Ньюман в белом халате, больница, кабинет и кушетка для пациентов.
Ужас один!
Он всё еще не мог выкинуть из головы подробности прошлого лета. Но Франк вообще-то имела в виду совсем иное. Она предложила «напиться вдрабадан». А еще обещала поведать тайну о том, как расквасила коленки. Грэйвз ответил, что ему насрать на ее ноги. Хотя ноги у нее были что надо. Даже с заживающими, будто поджаренными корками болячек. Лузер припомнил ее в младшей школе. Мелкая. Пухлая. На концерте в День Благодарения она стояла на сцене с кислой миной. Ее заставили играть индейку. Драчливая. Ругачая. Вечно колотила тех, кто дразнил ее из-за лишнего веса. Мать одевала ее стильно, дорого. Франк не думала о нарядах, когда боролась с обидчиками на пыльном или мокром асфальте в школьном дворе.
Заброшенный дом.
Лузер пришел в назначенное время. Жилье стояло на отшибе и выглядело в темноте угрожающе. Грэйвз даже подумал, а не розыгрыш ли это. Может, там, внутри, его поджидала пьяная компания отморозков? Но тут услышал голос Франк.
– Эй, это ты?
Он ответил «да».
– Тогда заходи, чего телишься? Напугал до чертиков, блин!
Франк подготовилась основательно. Принесла фонарь, бутылку Самбуки21, дорогие коньячные бокалы и низкие стаканы, салфетки и упаковку коктейльных трубочек. Она деловито раскладывала всё это на пыльных строительных лесах, подсвечивая фонариком, который зажимала в зубах. Наконец она подняла голову. Лузер стоял в дверном проеме и оценивал обстановку. Как я уже сказал, Берни, она подняла голову. И нарочно ослепила его. Направила свет прямо в лицо. Он зажмурился.
– Фто фы фам фтоиф? – пробурчала она.
И тут же прыснула! Вынула фонарь, по-пацански сплюнула на пол и произнесла четко:
– Грэйвз, мать твою, что ты там стоишь? Особое приглашение нужно?
Лузер подошел к лесам.
– Умеешь? – спросила она, протягивая зажигалку.
– Что? Курить?
– Балда! Крутить Самбуку.
Лузер помотал головой и смутился.
– Ладно! Говорят, ты умник. Тогда гляди и мотай на ус.
Она сделала паузу.
– Кстати об усах: ты бреешься?
– Да-а-а… – протянул он.
– Значит, волосы везде растут. Ясно, – бесцеремонно заключила Франк. – Люблю волосатых мужиков!
Грэйвз вспыхнул, а она ударила ладонью по строительным лесам, подняв пыль, и расхохоталась.
– Да я прикалываюсь!
– Не смешно, – буркнул Лузер.
– Ладно, ладно. Мне больше нравятся гладко выбритые, если ты понимаешь, о чем я. – Она подмигнула, а затем смеялась почти до икоты.
– Не задохнись! – съязвил он.