Неприкасаемый - стр. 28
Старушка набожно перекрестилась, а у Офелии внутри вдруг все поднялось, и она, сама себе удивляясь, с жаром воскликнула:
– Чепуха! Он талантлив, я знаю, он все заслужил трудолюбием, а завистники и мизинца его не стоят!
Сказала и прикусила язык: с чего бы ей защищать Рэдклиффа? Да, он властный, надменный, жестокий. Порой кажется темным, но он не связан с силами зла.
– Отрадно, дорогая, что вы его почитаете, – кивнула миссис Карлтон. – Мало ли злых языков! Мой Сайлас всегда говорил: не суди, да не судим будешь.
Стихал шум дождя за окном. Потрескивали дрова, мелькали в руках тетушки умелые спицы. Офелия перекатывала между ладоней клубок, обдумывая все услышанное. Что бы то ни было, по возвращении графа, она, возможно, посмотрит на него чуточку по-другому.
Клубок скатился с колен. Глянув в окно, Офелия увидела, что тучи отползи к горизонту и небо светлеет.
– Миссис Карлтон, дождь давно кончился! – весело возгласила она, точно при виде солнца с души у нее упала тяжкая ноша. – Я пойду в сад!
И, соскочив с кресла, она пробежала мимо компаньонки.
– Не промочите ноги, голубка! – взволнованно крикнула вдогонку старушка, но молодежь в который раз манкировала ее наставлениями.
Мягко, совсем незаметно, подкрался на цыпочках вечер, и на фронтоны особняка опустилась бархатная темнота, а в окнах зажегся свет.
Граф прислал весточку, что опять останется в городе на ночь, и домочадцы стали отходить ко сну без него.
– Какой племянник заботливый! – расплылась в улыбке миссис Карлтон, показывая его записку Офелии. – И про вас не забыл!
Пробегая глазами красивый почерк Рэдклиффа, девушка только презрительно фыркнула: «Убедитесь также, что мисс Лейтон весь день была паинькой и выпила перед сном теплого молока». Перед глазами у нее возникла ухмылка Дориана, а елейный голос добавил: «…или вы предпочтете что-то более горячительное?» С чего она вообще возомнила, что после откровения тетушки между ними что-нибудь переменится? Тайком от миссис Карлтон записка порхнула в камин.
Закутавшись в пеньюар, Офелия сидела на пуфе у зеркала, а горничная бережно вынимала у нее из волос шпильки и распускала мягкие волны, отливавшие в свете ламп тусклым золотом. Сумрак спальни располагал к гаданиям и историям о призраках у камина, и даже два светлых девичьих лица в отражении казались потусторонними. Невольно засмотревшись на них, Офелия о чем-то задумалась. Она больше не чувствовала к рыжей горничной неприязни. Пиббоди, ее бывшая наперсница, еще не забылась, но была уже отголоском прошлого, которого не вернуть, а Эмилия оказалась милой и чуткой. Ее отчужденность оказалась робостью, а холодная исполнительность объяснялась желанием угодить. Немудрено, ведь все годы служения в Рэдклифф-Холле девочка лишь выслушивала хозяйские приказания.
– Эмили, – ласково проговорила мисс Лейтон, глядя на нее через зеркало, – скажи мне, только честно: что ты думаешь о лорде Рэдклиффе?
– О хо… о хозяине? – горничная едва не выронила гребень из рук и часто заморгала, не понимая, в чем подвох. – Право, мисс, что мне сказать? Он прекрасный хозяин, добрый и снисходительный…
– Нет, я не о том! Что у него за характер? Ты ведь здесь достаточно долго, чтобы иметь о нем мнение.
– Ей-богу, мисс Лейтон, я девушка бедная, простая, как я посмею? Он мною недоволен, с-скажите? – запиналась служанка. От волнения ее йоркширский выговор стал сильнее, а румянец потемнел до того, что не стало видно веснушек.