Неправильная подруга - стр. 23
Почти забирает шайбу, а я второй рукой запястье ее ловлю.
— Данил! Отпусти!
— То есть ты вчера пиздела?
— Не понимаю, что ты имеешь ввиду.
— Что гордая, пиздец, какая, что мужа выгнала.
— Выгнала! Это просто поход на хоккей! И почему я вообще должна перед тобой оправдываться?
— То есть почти полгода он даже на катке не появлялся, а тут вы вместе идете на игру. За дурака меня держишь? Думаешь, я не понимаю, что он к тебе свои мохнатые яйца подкатывает?
Ксюша прыскает со смеху, а я даже улыбнуться не могу. Все тело напряжением стянуло.
— Что смешного?
— Откуда ты знаешь, что у Саши мохнатые яйца?
Я сначала застываю, а потом меня начинает просто колотить от смеха. А как представлю, так вообще ржать начинаю.
Ксюха подхватывает. Заливается смехом, хватаясь за живот.
Я давно так не смеялся. Из-за какой-то фигни, реально. А смотреть на то, как смеется Ксюша— одно удовольствие, которое патокой растекается по венам, пьянит и будоражит.
Приятный, тягучий смех, который хочется слышать чаще.
Ее небольшая грудь сотрясается от вибрации, а из глаз текут слезы.
Но стоит ей взглянуть на меня, как смех разом пропадает, словно выключается рубильником. По щелчку.
И больше нет ничего смешного в том, как мы смотрим друг на друга. Нет ничего забавного в том, что я врезаюсь пальцами в ее затылок, ощущая, как их щекочет от шелка волос.
— Данил, нет!
— Да, Ксюша, да! — Я больше не хочу разговаривать, только срывать с чувств бумагу, оставляя их порочно-обнаженными.
Она упирается ладонями мне в форму, сейчас из-за коньков разница в росте просто колоссальная, и я раньше не понимал, как это круто, когда твоя девочка меньше тебя на голову. Я просто второй рукой провожу по изгибу поясницы, качая головой, не давая ей даже шанса отступить.
— Ты не имеешь права… Пожалуйста, Данил, — облизывает она губы. Почти хнычет, но я непреклонен.
— Я получил это право, когда мы обменялись жидкостями.
— Сволочь, какая же ты сволочь, — вздыхает она со смешком, а я в губы ее впечатываюсь, сметая любой порыв на сопротивление.
Скольжу по зубам, сплетаясь языком, чувствуя мягкость губ, податливость тела. Она стонет мне в рот, стоит пальцам сжать мякоть задницы, которая вся мне в ладонь помещается. Такая маленькая, такая хрупкая, что меня разрывает от желания оказаться в ней.
Поднимаю ее в воздух. Легко, как пушинку.
Она обнимает меня за шею, по которой от жара уже пот стекает. Обвивает ногами пояс, поражая растяжкой.
А я просто несу ее к ближайшей стене.
Напираю, придавливаю, терзаю губы. Никак не могу остановиться, никак не могу насытиться обыкновенным грязно-влажным поцелуем.
Мне нужно больше. Сейчас, здесь. Поднимаю ее по стенке выше.
Разрываю поцелуй, слыша почти возмущенный вздох.
Стягиваю с ног штаны, пока она прийти в себя пытается. Уже не сопротивляется, а только помогает стянуть с себя штаны, скинуть кофту, под которой одна лишь майка.
Через нее призывно просвечивают соски, и я просто впиваюсь губами в один из торчащих камушков под протяжный, гортанный стон. Он, как импульс, по телу проходит, обжигая пах и поясницу.
Я поднимаю малышку выше, заставляю обхватить ногами шею.
— Данил, ты что… задумал?
— Молчи, — ругаюсь и сам затыкаюсь, целуя два совершенно влажных розовых лепестка, спрятанные под мягким пушком.
— Данил, это просто… — она вцепляется пальцами мне в волосы, вскрикивает на каждый удар языка по клитору. Стонет так сладко, что у меня колени подгибаются.