Непокорная. Я тебя завоюю - стр. 14
Может, и правда организовать последний бунт на корабле? Остаться у бабушки и жить, как живут все обычные люди?
– Даже не думай, – прочитав мои мысли, сказала бабушка Маша. – Ты не сможешь, да и отец тебе не позволит. Мне здесь войны не нужно.
Я удрученно вздохнула.
– Да не переживай ты. Ну поорет папаша, попсихует, а через пару дней обо всем забудет. Погостишь у меня, сколько нужно, чтобы все устаканилось.
На том и порешили.
На следующий вечер бабушка предложила мне пойти вместе с ней в гости к одному старому питерскому поэту, Соломону Карловичу Серебряному. В окружении бабули все были такими: интеллигентными, богемными, не от мира сего. Она и сама была у меня женщиной неординарной. Ей было семьдесят шесть, но она всегда была одета сногсшибательно стильно, всегда накрашена, ухожена, причёсана. Ещё не так давно она читала лекции по литературе в университете, правда, вот уже года три как ушла все-таки на пенсию. Однако до сих пор её частенько приглашали в различные вузы рассказать о том или ином писателе или поэте, поучаствовать в конференции, стать почетным членом жюри какого-нибудь литературного конкурса.
Мама была на бабушку совсем не похожа. Она хоть и окончила филологический, пойдя по стопам бабушки Маши, но не проработала ни дня в своей жизни. Рано познакомилась с отцом, быстро вышла замуж и так же быстро превратилась из дочки интеллигентной профессорши в гламурно-амебную жену миллионера.
Я понимала, почему бабушка не одобряла брак родителей, но не могла понять, как мать умудрилась влюбиться в такого человека, как отец. Скорее всего, маме просто хотелось увидеть, как живут люди там, за пределом богемно-интеллигентного кружка, в котором протекали её детство и юность. Не знаю, жалела ли мама о сделанном выборе. Я её никогда не спрашивала, но она всегда была на стороне отца, чтобы ни случилось. Вот и в этот раз она просто промолчала, лишь переговорила по телефону с бабушкой Машей и даже не позвонила мне. Я тоже решила держать дистанцию.
К бабушкиному другу поэту мы пришли, когда на часах стрелки уже перевалили за десять: в литературном кружке было не принято собираться слишком рано.
Старая квартира была полна народу. В основном здесь собрались люди пожилые, ровесники бабули или даже старше, но было и пару молодых лиц. Я тут же подумала об Андрее. Интересно, понравилось бы ему здесь? Хотелось верить, что да, но внутренний голос мне подсказывал: Андрей слишком рационален и современен для этого. К сожалению, утром он написал мне, что не сможет вырваться с работы раньше выходных.
Я любила подобные сегодняшнему вечера и всегда ходила с бабулей к её друзьям, когда приезжала в Питер. Можно было сидеть в прокуренной квартире, заставленной старинной мебелью, увешанной картинами, часами-ходиками, украшенной статуэтками и цветами, слушать разговоры о литературе или старые семейные сплетни, попивать горький кофе или потягивать вино.
Вот и сейчас меня усадили в старое кожаное кресло, сунули в руку чашку кофе, щедро сдобренного коньяком, и вручили какую-то книгу.
– Соломон Карлович сам будет читать стихи, – шепнула мне дама с яркой-рыжими начёсанными и убранными в высокое гнездо волосами.
Вскоре все затихли, и сухой старик с абсолютно чёрными волосами, но с лицом, изборожденным многочисленными морщинами, действительно начал декламировать.