Непобежденные - стр. 21
– Где твоя бабушка? Где мисс Роза?
И пораженно ахнул Ринго:
– А мы ж про бабушку забыли!
– Как забыли? – вскричал отец. – То есть убежали, бросили ее в повозке посреди дороги?
– Ой, хозяин Джон, – сказал Ринго. – Да вы же знаете, к ней никакой янки не сунется, если у него хоть капля мозгу.
Отец выругался.
– И далеко отсюда вы ее оставили?
– Это вчера днем было, часа в три, – сказал я. – Мы и ночью потом ехали немного.
Отец повернулся к своим.
– Ребята, посадите их кто-нибудь двое к себе за седла, а лошадь поведем на поводу. – Оглянулся на нас. – Ели вы что-нибудь?
– Ели? – сказал Ринго. – Мой живот уже решил, что у меня глотка напрочь перехвачена.
Отец достал из седельной сумы кукурузный хлебец, разломил пополам, протянул нам.
– Где вы взяли этого коня? – спросил он.
Помявшись, я сказал:
– Он одолженный.
– У кого одолженный? – спросил отец.
Мы помолчали, потом Ринго сказал:
– Мы не знаем. Там не было хозяина.
Один из солдат засмеялся. Отец коротко глянул на него, и смех утих. Но лишь на минуту, потому что все вдруг захохотали, а отец только переводил взгляд с солдата на солдата, и лицо его краснело все сильнее.
– Не серчай, полковник, – сказал один. – Ур-ра Сарторису!
Мы поскакали назад; езда оказалась недолгой; вскоре открылось перед нами поле, по которому бежали вчера те люди, и дом с конюшней опять виден, а на дороге все еще лежат обрезки упряжи. Но повозки нет. Отец сам подвел конягу к дому, постучал пистолетом о крыльцо, но, хотя дверь была по-прежнему распахнута, никто не вышел. Мы поставили коня на старое место в конюшню; трубка так со вчера и валялась у опрокинутого ящика с ковочным инструментом. Вернулись на дорогу, и отец остановил Юпитера среди обрезков и обрывков упряжи.
– Ох вы, мальчишки! – сказал он. – Ох, чертовы мальчишки!
Двинулись снова в путь, но уже потише; трое ехали дозором где-то впереди. Днем вернулся галопом один из дозорных, и, оставив с нами трех бойцов, отец урысил с остальными; воротились они почти уже к закату на припотевших лошадях и ведя в поводу еще двух с синими армейскими подседельниками и с выжженным на бедре клеймом «США».
– Говорю же вам, что янкам бабушку не остановить, – сказал Ринго. – На спор иду, она уже в Мемфису.
– Ваше счастье, если это так, – сказал отец. – Садитесь с Баярдом вот на этих, – указал он на новых лошадей. Ринго пошел садиться. – Погоди, – сказал отец. – Твой вон тот.
– Он, значит, мой собственный?
– Нет, – сказал отец. – Одолженный.
Мы все, остановясь, глядели, как Ринго садится на своего коня. Тот стоит сперва не шевелясь, но, ощутив на левом стремени тяжесть Ринго, тут же как крутанется – и встает к Ринго правым боком; первый такой круговой поворот кончился тем, что Ринго растянулся на дороге.
– Ты садись на него справа, – подсказал отец, смеясь.
Ринго посмотрел на лошадь, на отца.
– А почему не слева, как на всякого коня? Что янки не люди, я знал, но не знал, что у них и лошади не лошади.
– Садись давай, – сказал отец. – Конь слеп на левый глаз.
Уже стемнело, а мы всё едем, потом я вдруг очнулся – кто-то придерживает меня в седле, и стоим под деревьями, горит костер, но какая уж там еда – мы с Ринго уснули тут же, – и снова утро, и все уже уехали, кроме отца и еще одиннадцати человек; мы так и простояли в том леске весь день.