Непальская красная нить - стр. 16
Сегодня же фортуна продемонстрировала поразительную благосклонность, и деятели искусства удалились вовремя, на что я не смела и надеяться.
– Привет, Танюш! Как видишь, главный редактор порой подрабатывает журналистом, – пошутил Гарик. – Есть ви-ай-пи, к которым допускают только таких же больших шишек, как они сами.
В моем представлении ви-ай-пи – это чиновники и олигархи, а не директор театра. Главный редактор причислил Рожкова к их числу просто из уважения, и я не стала спорить.
– Именно твой доступ к большим шишкам мне сию же минуту позарез необходим, – ответила я.
Он отодвинул стул, жестом приглашая меня садиться, и так же жестом предложил кофе. Сглотнув слюну, я замотала головой. Кофе мне хочется всегда, но выбор Сагателяна меня не устраивает. Иногда Гарик покупает что-то очень хорошее, иногда бурду. То ли он ничего не смыслит в божественном напитке, то ли я слишком привередлива. Прежде чем приступить к расспросам, я поинтересовалась, каково у Гарика положение на личном фронте.
– Дома-то как? Как Марианна?
– Знаешь… Не скажу, что… Но лучше, чем было. Я над этим работаю. – Сагателян похудел еще больше с последнего раза, когда мы виделись. Дело тут не в напряженной работе – с ней он всегда справлялся превосходно. Осунувшееся и посеревшее лицо говорило о том, что борьба за спасение семьи, за сохранение отношений с женой выматывала мужика. – А у тебя что новенького? – Он лукаво подмигнул, намекая, что не здоровьем интересуется.
– Свободна и независима, – лаконично отрезала я, избегая затяжных и пустопорожних бесед о затишье на моем личном фронте. Хватит с меня Светкиных наставлений. – Расскажи, что тебе известно о клубе «Лотос Лакшми»…
– Знаю-знаю, – не дослушал Сагателян. – Туда моя приятельница ходит, я вас познакомлю. Гиляна Идрисова. Красивая женщина и хороший человек.
Вообще-то, насколько мне известно, по законам русского языка слова нужно располагать в другом порядке: хороший человек и красивая женщина. Но у Сагателяна, как всегда, Эрос на первом месте. Пока эти мысли проносились у меня в голове, Гарик взахлеб рассказывал о Гиляне, и его многословное повествование сводилось к одному сообщению: «Ах, какая женщина, мне б такую!»
Ладно, пусть выговорится! Слушая вполуха восторги Гарика, я в силу профессиональной привычки пробежала глазами по столу, «сканируя» ворох газет, распечаток, фотографий… На одном из снимков мой взгляд остановился.
– Откуда она у тебя?! – Возглас выдал меня с головой, хотя я не собиралась выбалтывать Гарику цель своего визита, ограничившись сбором сведений о «Лотосе». Но держать себя в руках не было возможности, поскольку с одной из фотографий на меня смотрело усыпанное золотыми веснушками личико в обрамлении полыхающего рыжего нимба.
На столе главреда лежал портрет Аллы Первухиной.
– Ого! Знал, что ты держишь руку на пульсе криминальной жизни Тарасова, но не думал, что посвящена в такие секреты, – почтительно произнес Сагателян. – Сообщение о ее смерти заняло от силы два абзаца в нашей газете.
О смерти? Почему тогда полиция не связалась с Первухиным? Тут я сообразила, что обозналась. Умершая удивительно походила на Аллу, но все-таки это была другая девушка.
В памяти всплыла недавняя заметка из криминальной хроники, в ушах вновь зазвучали разговоры тарасовцев, напуганных жутким происшествием. Анастасия Лукьянова, двадцати двух лет, ушла из дома две недели назад и бесследно исчезла, пока полиция не обнаружила ее тело со следами насильственной смерти в Малиновом овраге на окраине лесопарка.