Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь - стр. 52
Первые капли нерешительно ударили в стекло. Одна, две, дюжина, а потом и вовсе не сосчитать их. Синхронно и гулко барабанили, размывая за собой окружающий мир. Внутри себя Стася тоже ощущала эту размытость. Не знала, что там, в груди, так чувствительно в последнее время. То ли сердце ныло, то ли какой-то нерв защемляло. Но штормило внутри конкретно. Не могла успокоиться.
С ней творилось что-то невообразимое. Как будто в густой сироп окуналась. Не тонула, но словно увязала в нем. Ощущение приятного томления и горячей тяжести наполняли тело. Сердце вздрагивало на любой шум, ожидая, когда входная дверь откроется, и высокая фигура Аравина возникнет в дверном проеме. Была у него такая привычка – распахнуть дверь и застыть на пороге, каким-то образом умудряясь заслонить собой все окружающее пространство. Пронзительный взгляд темных глаз врывался под кожу, заставляя ее холодеть и вздрагивать. Входил ленивой пружинистой походкой. Иногда что-то спрашивал у Стаси, иногда только здоровался и уходил к Нине Михайловне. А у нее каждый раз сердце заходилось в бешеном ритме, и еще минут десять она просто сидела и делала вид, что смотрит в экран телевизора, пытаясь хоть немного успокоиться.
Когда Аравин находился в доме, даже воздух казался Стасе горячим и увесистым. И в то же время, когда он уходил, она нестерпимо скучала и ждала его возвращения.
Ночами подолгу не могла уснуть. Взбудораженное сознание отказывалось отключаться, мысли густым роем кружились в голове.
Переизбыток эмоций бурлил внутри плотными потоками. Становилось то жарко, то холодно… и страшно. Ощущала себя перезаряженной батареей, будто неконтролируемо заряжалась от неведомых ранее источников энергии.
Кажется, она влюбилась. Но что значит, кажется? Любовь либо есть, либо нет.
Характер был у Стаси такой, что ей постоянно нужно было говорить. Высказывать то, что гложет или, наоборот, радует. Иначе задыхалась от излишка эмоций и путалась. После словесного озвучивания всегда было легче понимать ситуацию. Но сейчас не с кем было обсудить столь щепетильную тему. Не с кем поделиться.
Впервые вынашивала свои мысли в несвойственном ей режиме – молча.
Ей восемнадцать, ему двадцать четыре… Может ли это быть любовь?
Интуитивно ощущала, что это именно она.
Пожалуй, это чувство не возникло недавно. Оно таилось в сердце довольно долго. Просто резко ослабленное переживаниями равновесие и тесный контакт с Егором позволили ее любви вознестись из глубин и заявить о себе. И эта влюбленность жгла грудь изнутри, норовя вырваться наружу.
Весьма шаткое душевное состояние колебалось десять раз на дню. Парящая легкость и волнительное счастье сменялись опустошающей тоской. И наоборот.
Запуталась в себе. Заблудилась в собственном мироощущении. Нужны ли ей эти чувства? И что с ними делать? В конце концов, имела ли она право его любить??? Сколько ни размышляла, эти вопросы так и остались без ответов.
Восседая на белом больничном подоконнике, Стася лениво клевала вытянутые заостренные плоды розового винограда.
– Моя бедная-бедная сестра… лежит и не ропщет, – вздохнула Нина Михайловна, всплеснув руками.
Баба Шура, рьяно взбивавшая до этого подушку за спиной, раздраженно фыркнула.
– Прикуси язык, Нинка! – откинулась и взглянула из-под полуприкрытых век. – Только ты могла принести мне в больницу заморский виноград. Знаешь же, что я ем только сезонные фрукты!