Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь - стр. 13
Девушка медленно опустила взгляд. А Егор еще некоторое время смотрел на упавшие веером густые ресницы. Будто надеялся снова увидеть зеленые озера.
С трудом вспоминая их первую встречу, анализируя рассказы бабушки и наблюдая за Стасей сегодня, Аравин думал о том, что невозможно быть настолько непосредственной в восемнадцать лет.
Стася была очень открытой. Все эмоции настоящие, живые, необдуманные. Тут она плачет, тут, нахохлившись, злится, тут застывает в недоумении, тут уже смеется и снова недовольно фыркает. Не было в ней фальши. Душа наизнанку. Она не стеснялась своих эмоций и не придумывала то, чего нет. Сейчас на кладбище она не грустила и не пыталась «сыграть» эти чувства. Просто тихо стояла у могилы. Успела пустить слезу в машине. Егор не уловил смысла ее бормотаний, обращенных к Александре Михайловне, но отчетливо слышал шумные всхлипывания. Видел в зеркало заднего вида, как девчонка утирает платком слезы и откровенно сморкает нос. Невольно улыбнулся краешком губ. Забавная она. Чистая и настоящая.
Аравин помнил, как разительно отличалась квартира ее отца до переезда Стаси и после. Буквально за пару дней Сладков засрал все. Каких же трудов, должно быть, стоило следить за порядком в этом откровенном борделе? Там же бесконечно проходили какие-то попойки.
То, что характер у девчонки не сахар – это как пить дать. Аравину даже захотелось увидеть ее разъярённой. Эмоциональные люди всегда вспыльчивы, всегда говорят то, что думают, даже если это противоречит всем правилам морали. Но в этом и вся соль.
Егор ненавидел, когда люди лгут. Ложь – порождение иллюзий. Чего он сильнее всего не любил, так это ждать от человека больше, чем он стоит. И так же не любил, когда от него ожидают то, чего он не собирается делать.
В ресторане пробыли недолго. Повод был не праздничный, и гости не засиживались, а хозяева не удерживали. Поэтому ближе к четырём часам Аравин привез Стасю с бабушкой домой. По дороге была только одна остановка – подвозили Нину Михайловну. Дома Стася почувствовала себя буквально выжатой и сразу же поднялась в свою комнату. Первым делом она содрала с себя мрачное платье и забросила его в корзину для грязной одежды. Затем приняла душ и натянула синюю махровую пижаму с большим белоснежным зайцем на груди. Прошла назад в комнату и, свернувшись клубком на кровати, заплакала.
Этот плач был очень сдержанный. Грустный и тихий. Она больше не ревела в голос, не осталось сил. Слишком много эмоций за сегодня испытала. И главным раздражителем, как ни странно, оказался Аравин.
Тихо всхлипывая, Стася растирала по щекам скупые слезы. Горло, вызывая боль, сдавливал тугой спазм. Пыталась вдохнуть глубже, перевести дыхание, избавиться от тяжести, которая не покидала ее. Но, вопреки всем попыткам, из груди вырывались лишь обрывистые всхлипы.
Они вскоре прекратились, не принеся облегчения.
За обедом Стася едва притронулась к еде. Поэтому вскоре в животе заурчало, и она поняла, что очень проголодалась.
Поднявшись с постели, снова прошла в ванную. Умывалась долго, охлаждая пылающие щеки холодной водой и периодически бросая усталый взгляд в зеркало.
Четкий и крупный разрез глаз раздражал, напоминая об отце. Это были его большие зеленые глаза. Она терпеть не могла, когда ей делали комплименты по этому поводу. А случалось это довольно часто. Стася была согласна, что глаза выделяются на ее лице. Но лично ей в своей внешности куда больше нравились мамины аккуратные губы сердечком.